Loading...
Выборы и кандидаты
— Прошло полтора месяца с несостоявшихся выборов президента РАН. Что сейчас происходит в Академии, какие настроения?
— Должен сказать, что никакой трагедии не произошло. На общем собрании мы должны были выбирать президента, президиум — одним словом, руководство Академии — на очередной пятилетний срок, но ничего не получилось. Конечно, момент драматический, но драма в жизни присутствует часто, трагедии из этого делать не будем. Академия продолжает работать, задачи, которые перед ней стояли, стоят и сейчас. Мы готовимся к очередному общему собранию, которое будет в конце сентября.
Мы приняли обновленный вариант положения о выборах президента Российской академии наук. Когда в марте наши претенденты на пост президента снимали свои кандидатуры, они говорили о том, что есть критические замечания по поводу процедуры выборов. Хотя, сказать откровенно, я и сейчас не очень-то разделяю их критические замечания. Тем не менее мы подошли к этому вопросу серьезно, образовали специальную комиссию. Я, как исполняющий обязанности президента, согласился ее возглавить. Мы напряженно работали, в последнюю неделю перед президиумом собирались каждый день. Советовались и с нашими отделениями, изучали их реакцию. Реагировали на все замечания, которые поступали в наш адрес. В итоге программу приняли единогласно, и процесс выдвижения пошел. Более того, уже есть не только выдвинутые, но и зарегистрированные кандидаты.
— Кто это?
— Это один из тех, кто и раньше претендовал на пост президента в марте, Владислав Панченко, который сейчас возглавляет Российский фонд фундаментальных исследований. Он не только выдвинут отделением, где работает, Отделением информационных технологий, но и уже зарегистрирован у нас в установленном порядке. Я знаю о том, что будут и другие претенденты на эту должность, но, поскольку эти выдвижения еще не состоялись формально, то я не могу сейчас о них говорить.
Вопрос о выборах президента и руководства Академии наук — это важный вопрос, но не единственный. Есть текущая деятельность, и всем приходится ею заниматься. Есть ряд принципиальных вопросов, которые хотелось бы продвинуть, например наши отношения с ФАНО. Их надо сделать более конструктивными, и есть уже сдвиги в этом направлении. Мы договорились после нескольких бесед с Михаилом Котюковым и с другими руководителями Агентства в начале июня провести совместное заседание президиума РАН и научно-координационного совета ФАНО, обсудить некоторые принципиальные вопросы. Среди них два вопроса, наиболее важных. Первый связан с реструктуризацией академических научных учреждений, институтов. Обсудим, какие есть успехи и проблемы, что нам еще предстоит совместно сделать. Второй вопрос касается совершенствования системы финансирования наших академических институтов, которые теперь отошли ФАНО.
Гостиницы — это не наша сфера деятельности
— Несколько недель назад мы брали интервью у Михаила Котюкова и спросили его, как сейчас будет выстраиваться взаимодействие с РАН, будут ли ждать до осени. Он сказал, что нет, будем уже сейчас активно работать. Расскажите, что будет с реструктуризацией институтов?
— Я начну с другого. Есть вопрос, который кажется техническим, но на самом деле является одним из существенных вопросов: вопрос об имуществе Российской академии наук. Институты Академии переданы вместе с имуществом, которое за ними закреплено, в ведение ФАНО. Это была организационная работа, сейчас она в основном закончена. За РАН было и сейчас еще закреплено имущество, которое может быть избыточным. Оно избыточно с точки зрения тех уставных задач, которые стоят перед Академией. Например, у нас есть гостиницы. Но гостиничная деятельность не входит в наш устав, это не наша ответственность, не наша сфера деятельности. Тем не менее она для нас тоже имеет существенное значение. Если мы проводим общеакадемические мероприятия, например общее собрание, наши коллеги приезжают со всей России, и вопрос размещения очень важен. Должны быть приемлемые цены. Мы с Михаилом Котюковым говорили о том, что передача в ведение ФАНО этой дополнительной части нашего имущества должна происходить разумно.
Теперь к вопросу о реструктуризации системы академических институтов. Есть поручение президента России по итогам одного из заседаний президентского совета по науке и высоким технологиям, согласно которому реструктуризация должна ускориться.
Мои критические замечания в адрес ФАНО состоят в следующем. Мы бы хотели более четко понимать цели и задачи этой реструктиризации и иметь более четкое представление о перспективном облике состава наших институтов, которые мы в итоге получим. Мы включились вместе с ФАНО в эту работу без ответов на эти вопросы. Сейчас образуются конкретные федеральные исследовательские центры, федеральные научные центры, организуются региональные научные центры РАН. Это происходит путем слияния институтов в одно целое с созданием одного юридического лица. Эта работа некоторыми нашими коллегами воспринимается как некая формальная деятельность. Задача Академии состоит в том, чтобы отвечать за содержательную часть этой работы.
После того как отработан вариант создания Федерального исследовательского центра, научного центра или конкретных решений по поводу реструктуризации регионального научного центра Российской Академии наук, этот вопрос выносится в правительство. Потом все эти вопросы приходят к вице-премьеру Аркадию Дворковичу, который курирует эти вопросы в правительстве. Потом мы вместе с представителями заинтересованных министерств и ведомств еще раз обсуждаем эти вопросы. Мы приглашаем директоров всех институтов, которые участвуют в этом проекте.
Затем решение принимает правительство. Не скрою, что эта работа часто проходит непросто. Даже если коллективы институтов согласны на тот или иной проект реструктуризации, все-таки здесь мы внутри проводим анализ с учетом мнения наших коллег в профильных или региональных отделениях. И часто мы получаем обоснованные возражения, которые надо анализировать. Конечно, на это уходит время, но поспешных решений проводить не стоит.
Ключи от разных замков
— Недавно председатель Сибирского отделения, академик Асеев заявил в отношении ФАНО: «Для пользы дела необходимо де-факто преобразовать ФАНО в управление делами РАН с подчинением выбранному президенту Академии, соответственно превратив территориальные управления ФАНО в управления делами региональных отделений РАН». Это тоже инициатива, которая может иметь место? Или просто пожелание?
— Могу сказать, что эту позицию высказывал не только Александр Асеев, но и многие наши коллеги. Под всем этим есть определенное основание, в том числе историческая, если так можно сказать, подоснова. Дело в том, что в советское время внутри Академии наук было мощное управление делами, через которое и происходило финансирование всей академической деятельности, в том числе и финансирование научно-исследовательских институтов. Руководителя этой структуры назначало правительство, хотя в этой части своей деятельности он подчинялся президенту Академия наук СССР. Поскольку он назначался правительством, он был подотчетен правительству со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому сейчас подобные идеи появляются неспроста.
Другой вопрос, как это все может выглядеть в настоящее время. Агентство — это федеральный орган исполнительной власти. РАН сейчас имеет правовой статус федерального государственного бюджетного учреждения. И как это все соединить, скрестить? Проблема взаимоотношений Академии наук и ФАНО не исчезла, и ее надо каким-то образом снимать, решать. Владимир Фортов выдвинул правило двух ключей. Это образ из принятия стратегических решений: по одной и той же проблеме есть два ключа, один — в Академии наук, другой — в ФАНО. И для того, чтобы то или иное решение было принято, оба ключа должны быть синхронно приведены в одно и то же положение. То есть по одному и тому же вопросу Академия наук и ФАНО должны прийти к одному и тому же решению.
Мы четыре года прожили, и реально это правило, красиво сформулированное, не очень-то работало. И причина, в общем, понятна. Проблемы, по которым Академия должна принимать решения, и проблемы, по которым ФАНО должно принимать решения, не тождественны. Наш круг задач отражен в 253-м Федеральном законе и в нашем Уставе. Эти вопросы связаны с состоянием и развитием фундаментальных исследований в целом, прогнозированием научных достижений и с рекомендациями по улучшению этой работы, экспертной деятельности и всего, что с этим связано. Перед ФАНО стоят вопросы другие: это вопросы финансирования, вопросы хозяйственной деятельности и обеспечения работой научно-исследовательских институтов и так далее. А мы должны в соответствии с законом осуществлять научно-методическое руководство этими институтами. То есть это планирование, государственные задания, отчеты, проведение оценок и так далее. Уже по перечислению видно, что это разные задачи, поэтому эти два ключа вряд ли являются правильным образом, чтобы охарактеризовать стиль нашего взаимодействия.
— На Общем заседании РАН в марте у меня сложилось впечатление, что наметилось «потепление» в отношениях с ФАНО. Либо же это не потепление, а раскол внутри самой Академии. Вспомнить хотя бы реплику академика Дедова, который на весь зал похвалил, как он выразился, «парней из ФАНО» за то, что они дело делают. И при этом он обругал президиум РАН, который на заседаниях только и делает, что заслушивает доклады. Что вы об этом думаете?
— Мне кажется, что за последнее время наши отношения с ФАНО перешли на более конструктивный уровень. «Перетягивание канатов» между Академией и ФАНО уходит на второй план. Пришло осознание того, что надо более четко разграничить наши сферы ответственности и спокойно работать. ФАНО — это управленческая надстройка над системой академических институтов. А главное — это институты. Там делается наша наука. Перефразируя одного классика, скажу, что «другой науки у нас нет!». Вся наша надежда на фундаментальные исследования в основном связана с этими академическими институтами. Наша высшая школа еще пока не в состоянии конкурировать с академической наукой. Поэтому мы несем ответственность на содержательном уровне. А ФАНО – на уровне материально-технического и финансового обеспечения.
Что касается работы президиума Академии, я могу сказать так. Я тоже высказывал свои соображения, когда еще не был назначен на должность исполняющего обязанности президента Академии. Нам надо критически посмотреть на работу президиума. Действительно, заседания президиума у нас начинаются с научного доклада. Конечно, мы должны заслушивать такие доклады, но это не самоцель. Научные доклады должны готовиться снизу, там, где эта наука и делается, и заслушиваться в первую очередь среди профессиональных сообществ. Наиболее интересные доклады можно заслушивать потом в более компактном виде на заседаниях профильных отделений по наукам. И только по некоторым из этих докладов президиум мог бы принять какие-то решения по их продвижению и презентации в органы власти для принятия решений. Вот такая должна быть пирамида. На заседаниях президиума мы должны заниматься более концептуальными вопросами, связанными с развитием той деятельности, которая в Уставе закреплена за нами. Это экспертная деятельность, вопросы издательской деятельности, международные связи и так далее.
«В этом нет ничего необычного, плохого или антидемократичного»
— Не могу не спросить вас про согласование кандидатов в президенты РАН. На пресс-конференции в апреле вы говорили о том, что надо будет обсуждать кандидатов в Правительстве, Минобрнауки, Администрации Президента. СМИ потом начали писать, что Правительство и АП будут чуть ли не сами отбирать претендентов. При этом, например, Андрей Фурсенко в одном из интервью четко обозначил, что вмешиваться в выборы в Администрации Президента не намерены. Что же означало это «согласовывать»?
— Я и сейчас считаю, что кандидатов нужно согласовывать. Более того, такая работа стартовала, хотя выдвижение только началось. Я уверен, что кандидатуры, по которым мы потом будем проводить голосование, должны быть согласованы с соответствующими органами власти нашей страны. Российская академия наук по сути и по форме своей является государственной структурой, это федеральное государственное бюджетное учреждение. У нас есть учредитель, Правительство РФ, более того, в соответствии с законом оно утверждает избранного на общем собрании президента Академии. Если такая норма прописана, то мы должны внутри Академии наук выдвинуть тех, кто реально может исполнять эти обязанности со всеми теми ограничениями, которые связаны с исполнением обязанностей руководителя государственного бюджетного учреждения. В этом нет ничего необычного, плохого или антидемократичного.
А он будет представлять нашу Академию во взаимодействии с этими органами власти. Для каждой из этих структур не безразлично, кто будет возглавлять РАН. Вспомним советское время, тогда президенты тоже избирались. Но ни для кого не секрет, что кандидатуры тщательно обсуждались на разных уровнях. Достаточно вспомнить тех, кто возглавлял нашу Академию: Вавилов, Несмеянов, Келдыш… Это было великое время для Академии, когда были великие достижения нашей науки и были реализованы выдающееся проекты: атомная, космическая программы. Поэтому я спокойно к отношусь к согласованию кандидатов и считаю его правильным. Другой вопрос: как относиться к возможности назначения президента Академии? Вот это, думаю, было бы не очень демократично.
— Допустим, академики предложат кандидатуры Панченко, Фортова, вас, еще кого-то. И в правительстве кого-то согласуют, а кого-то — нет. Как это технически может выглядеть?
— В соответствии с нашими правилами, будет несколько претендентов. Как я уже сказал, эти кандидатуры будут обсуждаться на разных уровнях. И будет определен, может быть, более узкий круг претендентов, каждый из которых мог бы по своим качествам, опыту возглавить Академию — с точки зрения органов власти и процедуры последующего утверждения. После этого мы, я надеюсь, доведем эту точку зрения до наших коллег, не скрывая ничего, поскольку это не будет касаться какой-то одной кандидатуры, это неправильный был бы подход. И дать еще раз Академии критично посмотреть на ситуацию с выборами и сделать правильный выбор. «Правильный» с нашей точки зрения.
Но надо иметь в виду, что выборы будут тайным голосованием, что уже само по себе является вершиной демократического подхода ко всем этим делам. К тому же, будущий президент должен набрать не менее 2/3 голосов от общего числа голосующих. Это очень непросто. Во всех предыдущих выборах «нового времени» никто столько не набирал.
— В марте Фортов, наверное, набрал бы.
— Возможно, что да. Действующий президент всегда имеет некоторое преимущество. У нас предусмотрено три тура, и мы будем проводить выборы с учетом результатов обсуждений в различных органах власти.
Правильный выбор
— На собрании многие академики, в том числе нобелевский лауреат Жорес Алферов и Александр Некипелов, очень активно призывали выбрать «правильного президента». Правильный — это какой?
— Это тот, который устроит подавляющее большинство членов Академии наук. И который, повторю еще раз, был бы поддержан органами власти.
— Скажите, а есть уже такой? Кто бы мог быть правильным, на ваш взгляд? Фортов вряд ли будет баллотироваться?
— По всей видимости, Фортов не будет выдвигать свою кандидатуру. Но на этот вопрос уверенный ответ может дать только сам Владимир Евгеньевич. Понимаете, выдвижения только начались. Не скрою, у меня, может быть, информации больше, чем у моих коллег. Из тех предполагаемых коллег, кто будет выдвигаться, есть очень достойные, поверьте мне. Кто, как мне кажется, вполне удовлетворяет всем требованиям, чтобы мы могли сказать, что мы сделали правильный выбор.
— А вы не будете баллотироваться?
— Нет, не буду. Я принял такое решение, несмотря на то, что многие мои коллеги говорят, что было бы хорошо, если бы я тоже участвовал. Я уже 16 лет работаю вице-президентом Академии наук, а вот теперь, по решению Правительства, выполняю функции президента. Моя точка зрения: надо выбирать из более молодого поколения. Лет десять назад, возможно, я бы думал иначе. В связи с теми выборами, которые не состоялись, у меня были другие планы, для меня более интересные. Они связаны с более плотной работой в моем родном Отделении математических наук.
Кстати, мы много работали над тем, чтобы продвинуть идею очередного Международного математического конгресса в 2022 году в Санкт-Петербурге. Есть у меня и чисто свои научные идеи, на которых я хотел бы сосредоточиться и их реализовать. А с другой стороны, я же никуда не ухожу от Академии, все, что могу, я делаю и сделаю.
— Недавно председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко раскритиковала РАН за то, что мало женщин-академиков. Вы обещали способствовать тому, чтобы их становилось больше. Что планируете делать?
Во-первых, это была моя эмоциональная реакция на идею, которую высказала Валентина Ивановна. А во-вторых, я действительно считаю, что в нашей Академии могло бы быть и больше представителей противоположного пола. Помню, что совсем недавно в нашем Отделении математических наук были два выдающихся математика: Ольга Олейник и Ольга Ладыженская. Это были украшения нашей Академии как математики. К тому же, для всего мирового научного сообщества, особенно для математического, очень большое значение имеет имя Софьи Ковалевской. Именно благодаря ее усилиям был сделан решающий шаг в продвижении женщин в науку. Я горжусь тем, что, когда я еще не был академиком, Академия наук мне присудила премию имени Софьи Ковалевской. Кстати, и моя научная карьера была связана с тем кругом задач, чем занималась Ковалевская. Поэтому мое заявление вполне осознанно. Если я могу чем-то посодействовать, я буду, конечно, всегда поддерживать, это разумное предложение.
Подписывайтесь на InScience.News в социальных сетях: ВКонтакте, Telegram, Одноклассники.