— Что будет, если выложить в открытый доступ все научные работы?

— Приведу два основных следствия. Первым и наиболее важным результатом станет информационное равенство, а также инклюзивное и справедливое образование для всех граждан, что приведет к существенному ускорению обмена знаниями и научно-исследовательского процесса в целом. Сейчас этой проблеме стало уделять большое внимание Минобрнауки, в своем последнем интервью газете «Поиск» Сергей Матвеев, директор департамента науки и технологий, отметил, что информационное неравенство сегодня — барьер развития. Следствие второе: государство получит полные данные для аналитики по финансируемым исследованиям, что позволит сэкономить бюджетные средства за счет сокращения финансирования дублирующих исследований и двойных затрат: сначала непосредственно на проведение исследования, а затем — на доступ к его результатам.

Именно поэтому вопросами открытости результатов научных исследований озабочен весь мир. Наиболее преуспели в этом некоторые европейские страны, такие как Великобритания, Голландия, а также Австралия и США. На государственном уровне разработаны политики открытого доступа и стратегии перехода, инициировано взаимодействие с крупнейшими научными издательствами мира. В России всего этого пока нет, хотя наше государство уже давно сталкивается с проблемами оценки результативности науки.

Даже для крупных государственных проектов получение научных данных оказывается непростым делом. Так было с проектом «Карта российской науки» Минобрнауки России, когда из-за закрытости коммерческих научных баз пришлось регулярно покупать данные из Web of Science, eLIBRARY и т. п. А в январе этого года, после четырех лет разработки этой системы, Совет по науке при Минобрнауки рекомендовал больше не использовать ее, по сути признав, что проект так и не состоялся. Неделю спустя после решения Совета без каких-либо официальных заявлений сайт Карты был погашен и с тех пор недоступен. При этом судьба купленных данных остается неясной. Это действительно проблема для государства, которая может быть решена с помощью открытого доступа.

— Можно прогнозировать, когда научные публикации в России будут в открытом доступе, и какие шаги для этого нужно предпринять?

— О конкретных прогнозах говорить сложно, однако в последние годы, безусловно, есть положительные тенденции, в которых мы видим и наш вклад. Реализуя КиберЛенинку, мы, с одной стороны, смогли обратить внимание общественности на открытый доступ, а с другой, продемонстрировали, что в стране существует огромная потребность в научной информации. Сегодня нас читает более трех миллионов человек в месяц (за 2016 год — более 20 млн человек), и это говорит о том, что востребованность научных публикаций очень высока, просто людям нужно предоставить возможность найти их в Интернете. Отмечу, что среди наших пользователей не только ученые и начинающие исследователи, которых в таком количестве в стране просто нет. Большая доля аудитории — это обычные люди, не имеющие никакого отношения к науке, которые ищут что-то интересное в сети. Проще говоря, делая научные публикации доступнее, мы популяризируем науку, приучая широкий круг людей черпать в них самую разнообразную информацию.

Тем не менее у нас есть проблема, как и у любого проекта, который возникает снизу вверх: мы не можем добиться полноты данных, что не позволяет нам предоставлять аналитику, так нужную государству. При том что у нас размещается более 1200 научных журналов, в том числе издания ведущих российских вузов, есть ряд организаций и журналов, с которыми крайне непросто договориться. Причины самые разные: кто-то продает доступ к информации, кто-то считает, что может организовать доступ собственными силами. Однако зачастую эта работа проводится бессистемно и не обеспечивает должного охвата. Проще говоря, статьи размещены, но найти их сложно.

Совершенно очевидно, что правильным шагом будет организация открытой научной инфраструктуры, которая обеспечит полноту данных и гарантирует непрерывный доступ к информации для всех. С научной периодикой в России особая ситуация, где, как и в странах Латинской Америки, большинство научных изданий напрямую или опосредованно существует на государственные деньги. Поэтому построить подобную инфраструктуру нам будет проще, чем, скажем, тем же европейцам, где очень сильны позиции крупного издательского бизнеса.

Возвращаясь к прогнозам, отмечу, что для приближения того момента, когда все публикации отечественных ученых будут в открытом доступе, нам просто необходимо переходить в практическую плоскость: принимать политику открытого доступа и в сотрудничестве с государством реализовывать конкретные проекты. Это необходимое условие инновационного развития страны и перехода в эпоху цифровой экономики.

— Ассоциация интернет-издателей в рамках проекта «Общественное достояние» сформировала ряд предложений по реформе законодательства в сфере авторского права. Среди них, например, обеспечение открытого доступа к произведениям науки и культуры, созданным за счет государства. Это предполагает, что все научные работы попадут в открытый доступ?

— Ассоциация интернет-издателей является партнером нашей Ассоциации «Открытая наука». Нам нравится то, что коллеги делают прежде всего в законодательном и просветительском плане. Цель, поставленная ими, прекрасна и достаточно амбициозна. Прокомментирую ее в части науки. В России практически все исследования выполняются за государственный счет. В нашей действительности государство выделяет деньги, государство контролирует и государство высказывает пожелания. Финансирование осуществляется двумя способами. Первый — прямое финансирование научных институтов в рамках государственного задания. Второй — целевое финансирование через грантовые и федеральные целевые программы. При такой организации государство могло бы обеспечить открытый доступ ко всем научным публикациям российских ученых.

— За счет чего выживает модель открытого доступа? Как выстраивается финансовая схема?

— Существует две основных модели: репозитории и журналы открытого доступа. Первая модель предполагает депонирование препринтов и публикаций в репозитории. Институциональные репозитории создаются и финансируются организациями. Также есть примеры предметных репозиториев. Наиболее успешным из них по праву является arXiv.org Корнеллского университета, который существует уже более 25 лет и стартовал как хранилище препринтов по физике. Он финансируется международным консорциумом научных организаций, заинтересованных в его работе. При этом доступ к нему бесплатно открыт для всех пользователей Интернета. Сейчас его опыт перенимается и в других областях науки. Например, не так давно появился биологический репозиторий bioRxiv.org. При этом следует отметить, что такие случаи финансирования уникальны, поэтому более распространены институциональные репозитории. Помимо этого, во многих странах (Китай, Бразилия, некоторые европейские страны) реализуются проекты национальных репозиториев открытого доступа, финансируемые государством.

Вторая модель предполагает создание журналов открытого доступа. Финансирование журналов обеспечивается самими авторами (или организациями-работодателями). При этом стоимость публикации научного труда в хороших журналах может быть весьма внушительной — 2000–3000 долларов США за одну статью. Наиболее успешным и известным журналом открытого доступа является существующий уже более 10 лет PLOS One, которому многие пророчат успех традиционного журнала Nature.

Как я уже говорил, в России особая ситуация, и в чистом виде существующие финансовые модели у нас не работают. Наша Ассоциация в настоящее время разрабатывает концепцию инфраструктуры обеспечения государства и общества научной информацией. В частности, пристальное внимание в ней уделено финансовой модели для гарантии ее устойчивости и развития.

— Очевидно, такие крупные издательства, как Elsevier и Springer, не заинтересованы в том, чтобы работы были в открытом доступе?

— Конечно, крупные издательства не заинтересованы в открытом доступе. Это большой бизнес и большие деньги. Что касается компании Elsevier, то она входит в 500 крупнейших компаний мира, находясь в верхней половине таблицы. Для сравнения: по капитализации компания превосходит Сбербанк России. Маржинальность этого бизнеса огромна, она выше, чем у многих мировых технологических компаний. В настоящее время давление на издательства со стороны научного сообщества нарастает, и мне кажется, что они будут вынуждены постепенно уступать с целью сохранения части бизнеса. Это может происходить различными способами, например открытием части публикаций в разных странах. В Германии это могли бы быть публикации немецких ученых, в России — российских.

— Насколько само научное сообщество заинтересовано в открытом доступе? Ведь есть подписка, научные институты и так имеют доступ к Web of Science, Scopus и профильным журналам.

— Есть хороший пример — пиратский ресурс Sci-Hub. Если бы, как вы говорите, все было доступно и подписки на 100% удовлетворяли потребность ученых и студентов в научной информации, то Sci-Hub бы просто не состоялся. Статистика Sci-Hub стала известна после вышедшей в прошлом году статье в Science. Это шокирующие цифры. До этого нас убеждали в том, что Sci-Hub пользуются в странах типа России, Бразилии, в африканских странах. А после обнародования данных оказалось, что качает весь мир, и больше всего — в США, Европе и Китае. С Sci-Hub ежедневно загружают 200 тысяч статей. Для сравнения: ежедневная аудитория Web of Science во всем мире составляет 150 тысяч пользователей. Вряд ли такая ситуация стала возможной, если бы с подпиской было все хорошо.

С начала этого года крупным издательствам, которые продают подписку, в ряде стран был объявлен бойкот. Ведущие университеты Германии (и еще нескольких стран) объединились и отказались с 2017 года платить за абонементы. Здесь также есть вклад Sci-Hub, потому что совсем без доступа к статьям ученым пришлось бы тяжело. Процесс пошел, его уже не остановить, так что давление на издательства будет только усиливаться.

Мне не совсем понятно, почему «бедные» немцы отказались от подписки, а «богатые» русские продолжают платить по несколько миллиардов рублей в год. В последнее время оператором национальной подписки у нас была ГПНТБ России, которая не замечена даже в попытках договариваться подобно немцам или голландцам. В 2017 году новая команда Департамента науки и технологий Минобрнауки будет усиливать национальную подписку. На мой взгляд, это хороший момент для формирования некой государственной политики по этому вопросу, тем более что доля публикаций российских исследователей в общем количестве публикаций, индексируемых в WoS и Scopus, по-прежнему невелика. Так что открыть пул статей отечественных ученых в рамках страны — реальная задача.

— Допустим, издательства будут активнее переходить к открытому доступу, но тогда бремя ляжет на плечи ученых, которые будут вынуждены платить за публикации больше. Разве это справедливо?

— На самом деле будет происходить перераспределение финансовых потоков. Понятно, что не сами ученые должны платить за публикацию из собственного кармана. За них платят организации, в которых они работают. Кроме того, в мире существуют фонды, которые предоставляют финансирование конкретно под эти цели. Но это вовсе не означает, что нынешняя стоимость публикации в открытом журнале справедлива. Она должна снижаться. Уже сейчас появляются новые журналы открытого доступа, которые экспериментируют с другими моделями оплаты, предлагая свои услуги дешевле. Среди них PeerJ, появившийся четыре года назад при содействии известного издателя Тима О’Рейли.

Сейчас в структуре расходов отечественных коллективов, независимо от того, гранты это или прямое финансирование, отсутствует статья на подготовку и публикацию своих трудов. Если исследователь хочет опубликоваться в PLOS за три тысячи долларов, то он должен сам искать эти деньги. По разным оценкам, в России на публикацию статей тратится менее 0,5% бюджета грантов, в то время как на Западе эта цифра доходит до 8%. Такую статью расходов необходимо ввести. Во-первых, это позволит увеличить долю отечественных публикаций в престижных мировых журналах (и выполнить майские указы президента), а во-вторых, обеспечит финансовую устойчивость и развитие экосистемы (открытой научной инфраструктуры), в которой государство будет обеспечено полнотой данных, а общество — информацией, необходимой для исследований.