На этой неделе Москва пережила сильнейший ураган: пострадало около 200 человек, 16 погибших (включая область), упало более 27 тысяч деревьев. Шторм опрокидывал рекламные щиты, валил фонарные столбы, срывал кровлю домов и порушил знаменитую пирамиду Голода на Новорижском шоссе.

Опасные башни

Именно этими вопросами задалась Ксения Мокрушина, руководитель Центра городских исследований Сколково, написавшая в своем Facebook большой пост о городской уязвимости. Один из главных «косяков», делающим Москву легкой жертвой ураганов, — это монотонная и точечная многоэтажная застройка с обилием пустырей, которая в разы усиливает поток ветра. «Наталкиваясь на фасад одиноко стоящей башни, ветер с многократно возросшей мощью устремляется вниз и к краям здания, создавая сильно закрученные вихревые и колоннообразные вертикальные потоки. В монотонной застройке преобладают не менее разрушительные туннельные ветровые потоки». При этом как раз квартальная застройка с малоэтажными домами (вроде сносимых сейчас массово пятиэтажек), с многочисленными деревьями между домами во дворах как раз не дает ветрам «разгоняться» и гасит их порывы.

Этот диагноз подтвердил Сергей Михайлюта, эксперт по движению ветра в городской застройке (Ассоциация экологических расследований, Красноярск): одинокие высокие дома хуже, чем маленькие низкие и деревья вокруг них. Он подчеркивает, что в советское время строительной климатологии уделяли особое внимание. Конечно, думали, прежде всего, о войне (как именно ударная волна будет обтекать строения), но и ветры тоже учитывали.

Сейчас же, после разрушения централизованной системы градостроительства и проектирования городского развития, эти задачи уже не решаются одной инстанцией или учреждением. Если в городе есть адекватная группа экспертов, застройщики и проектировщики обращаются к ним, чтобы как раз проанализировать, как расположены здания, оценить изменения в проветриваемости, обтекаемости зданий, в микроклиматическом комфорте. По словам Михайлюты, в Красноярске, где из ученых нескольких научных учреждений (физиков, экологов и других) сложилась подобная группа, так и происходит.

Однако Петр Иванов, ведущий специалист кафедры территориального развития ИОН РАНХиГС, не уверен, что квартальная застройка — это панацея. Да, плотные посадки больших взрослых деревьев между домами создают щит от воздействия ветра, но достичь такого эффекта по всему городу нереально. Продумывать взаимодействие города с природой надо на всех уровнях и в любых домах. «Например, есть такой ЖК "Аэробус" на Кочновском проезде, где располагался первый исторический корпус Высшей школы экономики. Там при строительстве огромного элитного жилого комплекса не была учтена роза ветров. Когда я обучался на факультете, в некоторые дни, когда были определенные направление ветра и скорость, человека среднего роста и среднего веса вполне себе сносило. Просто не учли этот природный фактор!» — рассказывает Иванов.

Деревья в руках судьбы

Следующий опасный момент — деревья. «Деревья с ослабленной корневой системой являются огромной проблемой. Почему в Москве их так много? По многим причинам. Во-первых, это связано с плохой экологической обстановкой и состоянием почв. В Москве с ее внушительным промышленным наследием никто и никогда системно не занимался экологической ремедиацией почв», — пишет Мокрушина.

Однако почвоведы не согласились с этим тезисом. Так много деревьев пострадало не по причине плохого мониторинга почв — городская среда в принципе негативна для растений. И дело не в почве, а в качестве воздуха, выпадающих загрязнителях. Растения в городе поэтому живут в два раза меньше, чем за городом. Конечно, в Москве есть такие места, где слой почвы очень невелик, но эти участки не распространены повсеместно, рассказала Татьяна Прокофьева, доцент факультета почвоведения МГУ.

Кроме того, если посмотреть внимательно, то вырывало с корнем определенные породы деревьев. Прежде всего с поверхностной корневой системой (многие хвойные, исключая сосну) или с ломкими ветками и стволами (клены и тополя). Лип, например, вывалило значительно меньше. Зато сильно пострадал ясенелистный клен. Это дерево-сорняк, которое в принципе очень плохо держится в почве, зато очень хорошо распространяется само по себе, прорастая на свободных участках.

Прокофьева считает, что в данном случае «не надо искать виноватого. Все знают: когда ураган проходит по лесу, валятся совершенно различные деревья, и в лесу бывают капитальные ветровалы. Это совершенно обычное для природной среды явление! То, что мы находимся в городе, нас никак от него не защищает. Это как осенью опадают листья. Если сильный ветер, то деревья валятся, и от этого никуда не деться, какая бы хорошая почва у нас ни была. Дерево в определенном возрасте, в определенном месте, если оно не очень устойчивое и не очень молодое, должно упасть. Так гибнут деревья. Но, к сожалению, когда они падают, гибнут люди».

Экология «выключена» на уровне города

Впрочем, деревья и квартальная застройка — это частные вопросы. Москва, по мнению Мокрушиной, не готова к встрече со стихийными бедствиями на системном уровне. «Самой большой проблемой является то, что город должен делать много больше, чем своевременно оповещать жителей. И Москва всего этого не делает. Устойчивость города к природным стихиям и другим угрозам (теракты, техногенные катастрофы, кибератаки, продовольственные кризисы и т. д.) начинается со стратегических документов, мастер-плана, красной нитью проходит по иерархии градостроительных документов, строительным нормам и практикам, землепользованию, дизайн-гайдлайнам, должна быть отражена в деятельности отраслевых ведомств города и соответствующим образом скоординирована».

Системной работы на уровне города, подчеркивает Петр Иванов, не ведется — все решается на уровне конкретного застройщика и проектировщика. Вещи, касающиеся экологии, выключены из мышления градостроителей. Это касается Москвы больше, чем других городов России, там ведется воспитание власти и застройщиков через митинги, другую общественную работу. В столице же, «в отличие от лужковского времени, на уровне градостроительства тема экологии не поднимается вообще. Лужковская администрация экологическую катастрофу наводила, но хотя бы говорила об этом. Сейчас те же зеленые клинья сталинского генерального плана продолжают разрушаться, но об этом молчат. В Подмосковье леса замечательным образом сводятся: экологический каркас подмосковных городов никак не координируется на уровне документов с экологическим каркасом Москвы, и с двух сторон идет его разрушение».

В ожидании нового урагана

Наивно было бы требовать от города, чтобы он спасал людей от катаклизмов. В конце концов, «город — это не устройство по предотвращению чрезвычайных ситуаций, это устройство по их производству», — говорит социолог Константин Гаазе (Московская высшая школа социальных и экономических наук). Но минимальное требование к его структурам — это внимание к работе по переводу.

Позиция МЧС, которую обозначил начальник управления информации МЧС России Алексей Вагутович, «кто знает, тот в курсе», — это не возмутительная наглость, это логичное следствие дефицита средств коммуникации.

«Обычный пользователь города, например, не знает о функции метро в чрезвычайных ситуациях, его этому не учат. А дальше извещения, которые высылает город, не детализированы. Сейчас по сети распространяется картинка, как это делается в Астане: если вы находитесь на улице и объявлена такая-то скорость ветра, не прятаться под деревьями, особенно тополями, и так далее. То есть инструкция что можно и нельзя делать, как минимизировать риски. Мы же остаемся в логике "спасение утопающих — дело рук самих утопающих",» — подчеркивает Петр Иванов.