Loading...
Первый заместитель министра здравоохранения Российской Федерации Виктор Фисенко отметил, что «тотальный дефицит медицинской продукции» во время пандемии подхлестнул российское производство. Однако нужна работа с нормативно-правовой базой, чтобы такое ускорение не пошло в ущерб качеству продукции. В этом же году нам придется поработать над научно-технологическим суверенитетом, решить вопросы интеллектуальной собственности, внедрять улучшения на разных этапах жизненного цикла разработок. Эта работа частично началась в 2020 году вместе с коллегами из Минпромторга, она уже имеет результаты и теперь получит продолжение. «В Перечне жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов 809 наименований. 650 мы уже можем производить самостоятельно и теперь четко понимаем, где можно это сделать», — заявил он. Но нельзя не понимать, что в глобальной экономике страны живут в условиях разделения труда: «Ни одна из них не имеет 100%-ной абсолютной независимости во всем. Что-то мы можем делать вместе с ЕврАзЭС, что-то — со стратегическими партнерами <…>. Сначала мы рассчитываем потребность, опираясь на знания медицинских специалистов, а затем эти данные прорабатываем с коллегами из Минпромторга».
По словам Фисенко, переживать, что мы останемся без лекарств, не стоит: запасов закупленных препаратов может хватить как минимум на полгода. Минздрав выбирает самые значимые препараты, которые нужно тиражировать в первую очередь, чтобы не остаться без них. В случае с L-тироксином (гормоном щитовидной железы) вопрос был решен довольно быстро: никто из производителей не отказал ни во ввозе, ни в производстве, быстро создали запас и уже в апреле начался выпуск отечественного препарата.
Александр Петров, председатель подкомитета по вопросам обращения лекарственных средств, развитию фармацевтической и медицинской промышленности (комитет Госдумы по охране здоровья), отметил, что в здравоохранении не были выполнены «майские указы», но к целям производители приблизились: так, вместо получения 90% лекарств из списка ЖНВЛП у нас научились делать 80%. Планы же по сокращению доли зарубежных поставок будут выполнены скорее под внешним давлением. Он подтвердил, что все препараты самостоятельно не сделает ни одна страна, но напомнил, что 80% импортируемых субстанций поставляют из Индии и Китая, которые не прекратили сотрудничества с Россией. Также Петров призвал использовать слово «импортонезависимость» вместо «импортозамещения», которое слишком ассоциируется с задачами догнать и перегнать кого-нибудь. Параллельно нужно работать над повышением доверия к российским препаратам и системе планирования: пока что ситуации, когда граждане в панике выносят все из аптек подчистую, показывают, что этого доверия нет.
Еще одна большая проблема — незнание своих потребностей в регионах. Каждый регион имеет цифровое здравоохранение, но соседние регионы могут кардинально отличаться. Федеральные регистры работают плохо, законодательство исполняется кое-как, нет понимания, в каких объемах нужны закупки лекарств. «Лекарства — это математика, только посчитав пациентов с различными заболеваниями, мы можем что-то планировать. А вместо этого мы бюджетом занимаемся вовсю. Вот выделят 10 миллиардов, а много это или мало? Никто не знает. Просто где-то в Минфине сказали, что ровно этого должно хватить. Или вот ситуация: регион заявляет, что нужно 440 миллионов рублей. Потом оказывается — в расчетах ошиблись, 400 миллионов хотят вернуть. И такое встречается постоянно. Поэтому ахиллесова пята здравоохранения — это эффективное использование бюджета», — уверен Петров.
О региональных решениях рассказал премьер-министр правительства Республики Башкортостан Андрей Назаров. «За прошлый год фармацевтическое производство выросло почти в два раза. Теперь мы понимаем, как его поддерживать, как развивать», — отчитался он. Назаров поделился и другими успехами: регион за полтора года оснастил больницы новыми кислородными аппаратами — до пандемии их было меньше 70, теперь — почти 700. Кроме того, было принято решение срочно строить новые госпитали. Благодаря молниеносному принятию решений (Назаров похвастался, что письма со штампом «антикризис» в республиканском правительстве принято согласовывать за четыре часа), 3D-проектированию и быстрой работе первый госпиталь смогли открыть всего за 55 дней, а еще через 50 был готов второй. За исключением оборудования, на 80% они построены из материалов, произведенных в Башкортостане.
«Сегодня происходит переключение рынка. <…> Это не импортозамещение, это новое снабжение», — подчеркнул Назаров, добавив, что сейчас из Европы регион закупает всего 10% от всего объема препаратов. Остальное приходится на Китай и Индию (за исключением 5% от российских производителей). Чтобы расширить ассортимент лекарств, которые могут выпускать у нас, Назаров предложил поддерживать малотоннажную химию: по его словам, в небольших объемах в России могут производить очень многие препараты и такие предприятия нужно развивать.
Но нельзя забывать и об аппаратном обеспечении — тем более что в России производится не так уж много видов медицинского оборудования, да и объемы этого производства невелики. Генеральный директор ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр радиологии» Минздрава Андрей Каприн рассказал о состоянии дел в радиологической отрасли. В стране на начало 2022 года было 373 аппарата для дистанционного облучения. Еще более 10 лет назад началось переоснащение, но шло оно не слишком быстро: сегодня только 60% аппаратов одного из типов моложе 5 лет, а срок службы 65% аппаратов другого типа — более 10 лет. «В идеале в каждом регионе должно быть две установки, потому что одна закрывается на 50 дней на техобслуживание (и из-за долгой поставки запчастей этот срок может увеличиваться), а пациенты не должны оставаться без терапии на этот срок», — заявил Каприн.
Но производство оборудования для лучевой терапии в России возрождается практически с нуля: если к 90-м годам мы подошли с отличными установками, которые при должном развитии сегодня могли бы быть передовыми, то после распада СССР инженеры уехали и развитие на время прекратилось. Теперь наши технологии отделяет пропасть, которую приходится с трудом перешагивать. Самыми современными российскими разработками в этой области можно назвать аппараты ОНИКС, НЕЙТРОНИКС, БРАХИУМ (вызвавший интерес у индийцев и бангладешцев), а также ПРОМЕТЕУС — протонный ускоритель с самым маленьким кольцом.
Но для расширения производств нужны инвесторы, строительство новых центров. Центров протонной терапии в мире 70, из них только 3 в России, причем лишь 1 из них отечественный. А запрос населения огромный: потребность в таком лечении испытывают 30 тысяч пациентов в год, а Национальный медицинский исследовательский центр радиологии может помочь лишь 300–350 людям в год.
И даже построить такие центры, оснастить их — это еще не все, напомнил Каприн: «Очень важно, чтобы у нас были программисты, которые сделают нормальный софт и наведение». Так что и новых квалифицированных кадров радиологии сильно не хватает. Российское сырье (лютеций-177, рений-178) позволяет делать и радиопрепараты, но организовать полный цикл производства — огромная проблема, ведь для этого тоже требуется поддержка промышленности и немалые вложения.
Игорь Обрубов, генеральный директор АО «Русатом Хэлскеа», подтвердил слова Каприна и присоединился к предложению стремиться к «импортонезависимости» вместо «импортозамещения». Рассказал он и о достижениях российских ученых: «Мы начали разрабатывать отечественные безгелиевые аппараты МРТ на сверхпроводниковой технологии — это будет самая современная модель МРТ в мире. Разрабатывать мы умеем, даже регистрировать мы умеем, хоть и медленно. Но сложно запустить серийное производство». Также Обрубов упомянул новый завод, где будут выпускать 21 линейку радиофармпрепаратов по европейским стандартам GMP. Строительство стартует в этом году, и не ради импортозамещения, а в рамках плановой работы.
Армаис Камалов, директор Университетской клиники МГУ им. М.В. Ломоносова, отметил колоссальный рост рынка регенеративной медицины: за 10 лет количество разработок и исследований увеличилось в 15 раз. «В 2016 году мы создали Институт регенеративной медицины с инновационным производственными участком. Там организован замкнутый цикл от фундаментальных исследований до внедрения продукта», — подчеркнул Камалов. Он рассказал, что в институте развивают генную терапию и тканевую инженерию. Один препарат (для лечения мужского бесплодия) на будущий год выходит в клинические испытания. Также центр разрабатывает препараты от фиброза легких, для восстановления после инсульта и другие лекарства.
Елена Жидкова, начальник Центральной дирекции здравоохранения (да, есть и такой филиал у ОАО «РЖД»), отметила, что лекарства, оборудование, расходные материалы в большинстве клиник иностранные. Для независимости от импорта она порекомендовала делать более доступной медпомощь, развивать фельдшерско-акушерские пункты, делать медицинские комплексы на шасси РЖД и создавать новые медицинские системы с российским ПО. Она рассказала и о медицинском поезде РЖД, который будет запущен в 2024 году. Он будет передвигаться по станциям РФ и оказывать медицинскую помощь, где это необходимо.
Опережающий рост российского медицинского рынка на протяжении последних 20 лет отметил и Михаил Цыферов, президент и член совета директоров ООО «НПО Петровакс Фарм». По его мнению, рост присутствия иностранных компаний (Merk, Pfizer, Sanofi) не наносил сфере вреда, ведь они брали на работу российских сотрудников, трудоустраивая наших соотечественников и позволяя им повышать компетенции. А еще они работали для того, чтобы лекарство оказалось у российских пациентов, которые в нем нуждаются.
Сейчас же самые тяжелые решения приходится принимать по поводу оригинальных препаратов-блокбастеров (пользующихся огромным успехом на рынке, приносящих компании более миллиарда долларов в год). Невозможно скопировать их производство, если они защищены патентами на много лет вперед. «А ведь эти препараты потому и блокбастеры, что обещают рост качества жизни тяжелобольным пациентам, — продолжил Цыферов. — Высок соблазн воспроизвести их у нас. Но я примерил это на себя: мы экспортируем оригинальные препараты, хотим, чтобы так оно и было». Поэтому нарушать интеллектуальные права — это не выход, нужно развивать собственные технологии. Как уже не раз говорили другие участники, независимости на 100% здесь не достичь ни одной стране. Может, это и неплохо: чем больше связей, тем больше причин идти на компромиссы.
О том, что «мир уже никогда не будет прежним», мы слушаем каждый день как минимум с начала пандемии. И каждый раз эта фраза повторяется в новом смысле — а то, во что можно вложить любое значение, теряет всякий смысл и превращается в симулякр. Но пациенты не симулякры, а живые люди — и хотелось бы, чтобы они оставались такими подольше. Да, мы не знаем, что будет с миром завтра, но мы можем узнать количество пациентов и оценить их потребности в препаратах. Это и должно стать отправной точкой для строительства новых заводов, налаживания поставок и производств. Не помешало бы и перепроверить всякие списки жизненно важных лекарств перед тем, как их экстренно импортозамещать (но это уже совсем другая история).
Подписывайтесь на InScience.News в социальных сетях: ВКонтакте, Telegram.
Подписывайтесь на InScience.News в социальных сетях: ВКонтакте, Telegram, Одноклассники.