Loading...
О точных месте и дате рождения Зинаиды Виссарионовны Ермольевой до сих пор спорят исследователи. Согласно данным Фроловского городского краеведческого музея, родилась будущая ученая в Ломжинской губернии Царства Польского, а потом ее семья переехала в Донскую область (нынешняя Волгоградская область). Свое детство девочка провела на хуторе Фролово.
Отец Зинаиды, Виссарион Васильевич Ермольев, был войсковым старшиной. Он нес службу на железной дороге и ушел из жизни в 1909 году, когда Ермольева была совсем малышкой. Всю ответственность за семью взяла на себя Александра Гавриловна, мать девочки.
В начале ХХ века получить общее школьное образование в глубинке было практически невозможно. Понимая это, Александра Гавриловна решила перевезти двух дочек, старшую Елену и младшую Зинаиду, в Новочеркасск. Там они смогли пойти в гимназию, которую Зина впоследствии закончила с золотой медалью.
Уже выпускницей она мечтала о профессии врача. И как раз с 1915 года в Ростове начинал функционировать эвакуированный из Варшавы Женский медицинский институт. Именно в него решила поступить Зинаида Ермольева. Однако претворить эту идею в жизнь оказалось сложно: иногородние абитуриенты были не в приоритете и просто не прошли отбор.
Отправленное Зинаидой 26 августа 1916 года прошение о зачислении в число слушательниц было оставлено без внимания. Было даже возбуждено ходатайство перед Министерством народного просвещения о приеме в институт нескольких абитуриентов с лучшими аттестатами, но ответа на него все не было.
В ноябре Александра Гавриловна решилась написать аккуратное и вежливое письмо на имя войскового атамана войска Донского. В послании она убедительно рассказывала об успехах Зинаиды в Мариинской женской гимназии. Александра Гавриловна кротко просила о помощи: «Я вдова, осталась после смерти мужа с шестью детьми с маленькой пенсией в размере 360 руб. в год. В настоящее время 2 сына у меня с начала войны в действующей армии, два в старших классах Донского кадетского корпуса, одна дочь замужем и последняя, упомянутая Зинаида, у меня на руках, которой мне как матери желательно было бы дать высшее образование».
Совпадение или нет, но 30 ноября 1916 года на прошении о зачислении Зинаиды, посланном еще летом, появилась резолюция директора: «Принимается на первый курс». Зинаида стала студенткой.
На втором курсе начались занятия по микробиологии, которые очень заинтересовали девушку. Ее стремление к знанию, к экспериментам было неистощимым. Об этом периоде своей жизни Ермольева вспоминала так: «Будучи студенткой, я чуть свет лазила через форточку в лабораторию. Все кругом было закрыто, а мне хотелось лишний часок-другой посвятить опытам».
Уже в Институте студентка начала серьезную научную работу, и первые ее исследования были связаны с изучением азиатской холеры. Холерный вибрион был обнаружен Р. Кохом еще в 1883 году. Целью Ермольевой стало доказательство существования холероподобных вибрионов.
В 1922 году Ростов-на-Дону был поражен эпидемией холеры, из-за которой у студентки было много материала для экспериментов. У Зинаиды получилось выделить из организма одного из больных светящийся холероподобный вибрион. Чтобы окончательно доказать его причинный фактор в холерной инфекции, требовался опыт на человеке. Кто бы согласился стать добровольцем для подобного эксперимента? Зинаида Ермольева, которой на тот момент было всего 24 года, не найдя положительного ответа на вопрос, стала волонтером для опасного опыта.
Как ученая и прогнозировала, она действительно заразилась. Болезнь протекала изматывающе тяжело, девушка едва не скончалась. Тем не менее Ермольева доказала, что «холероподобные вибрионы, находясь в кишечнике организма, могут превращаться в холерные вибрионы, вызывающие заболевание».
В 1921 году Зинаида Виссарионовна окончила Женский медицинский институт, который соединился к тому моменту с Ростовским университетом. Сразу после учебы она стала заведующей бактериологическим отделением Северо-Кавказского бактериологического института. Одновременно она была сначала ассистентом, а потом доцентом кафедры микробиологии в своей альма-матер.
Проработав на родине четыре года, в 1925 году Ермольева переехала в Москву, где возглавила отдел биохимии микробов в Биохимическом институте имени А. Н. Баха (в дальнейшем — Всесоюзный институт экспериментальной медицины, ВИЭМ).
Л. А. Зильбер
В 1928 году Ермольева вышла замуж за Льва Зильбера, работника Института микробиологии Наркомздрава. Как писал его младший брат Вениамин Каверин, в нем чувствовалась природная веселость, он был жизнелюбив, и многие его речи, поступки, решения отзывались лихостью. Первые месяцы после свадьбы Зильбер и Ермольева провели, может быть, не слишком банальным способом — они работали в Институте Пастера во Франции и Институте Коха в Германии.
В 1930 году Лев Зильбер, будучи директором Азербайджанского института микробиологии в Баку, руководил подавлением вспышки чумы в Гадруте (Нагорный Карабах). Никакого опыта борьбы с чумой у него не было, и по дороге до места назначения он запоем читал «том большого немецкого исследования о чуме и два тома Д. К. Заболотного». Вместо слова «Чума» при передаче сообщений использовали «Руда», чтобы не поднимать панику. Отсюда и появилось название очерка Зильбера об этих событиях.
По возвращении в Баку доктора обещали представить к ордену Красного Знамени, одного из высших орденов СССР. Однако вскоре его обвинили в диверсии: будто бы ученый пытался заразить привезенной из-за границы чумой население Азербайджана, хотя вспышки заболевания происходили по соседству с Гадрутом не один раз.
В камере его поместили вместе с зараженным чумой и умирающим на глазах персом, еще одним предполагаемым «диверсантом». Ученый смог построить что-то вроде бокса, чтобы отгородиться от больного и не заразиться. Освободили Зильбера только через четыре месяца — благодаря стараниям Зинаиды Ермольевой и младшего брата, который, согласно некоторым сведениям, обратился за помощью к Максиму Горькому.
Одновременно с непрерывной борьбой за освобождение мужа Зинаида Виссарионовна доказала, что лизоцим — фактор естественного иммунитета. А в 1931 она впервые ввела этот антибактериальный агент в медицинскую практику. Теперь лизоцим использовали при заболеваниях ЛОР-органов и органов зрения. Позже он стал применяться и в промышленных целях: для консервирования и получения льняного волокна.
З. В. Ермольева справа
В семье Ермольевой и Зильбера начались ссоры, причем не бытовые, а по поводу норм поведения в науке. В. Каверин, брат Зильбера и близкий друг Ермольевой, писал: «У Льва всегда была нападающая позиция, у Зины — умиротворяющая, и возражения, не высказанные в докладах и на конференциях, разгорались дома. Было ли это соперничеством? Не думаю, хотя честолюбие в известной мере играло роль в расхолаживающихся отношениях». В 1935 году Зильбер уже женился на другой женщине. От разрыва с мужем Ермольева тяжело восстанавливалась и долго, не менее года, болела.
В 1937 году Льва Зильбера вновь арестовали, и, несмотря на разошедшиеся пути, Зинаида бросила все силы ему на помощь. К тому моменту она была замужем за близким другом Зильбера, Алексеем Александровичем Захаровым, который уже 10 лет был отчаянно влюблен в нее.
Его арестовали в феврале 1938 по доносу. Теперь Ермольевой нужно было бороться за освобождение двоих людей. Ей было неизвестно, за что арестовали Захарова, соответственно, оспорить решение было почти невозможно.
Причина обвинения второго мужа Ермольевой могла бы так и остаться загадкой. Однако мужественный, а может быть, и безрассудный поступок В. И. Воловича, сотрудника Мечниковского института, помог установить личность доносчика.
Известно, что летом 1938 года Волович проводил ночное дежурство в кабинете директора института. От нечего делать он рассматривал документы, лежащие на столе. Одним из них был «акт экспертизы», в котором более десяти сотрудников института обвинялись в государственных преступлениях. Главным зачинщиком смуты, по мнению директора института, был Захаров, который якобы обеспечивал выпуск «фашистских» книг, срывал работы, создавал условия вспышек болезней среди рабочих.
Волович посреди ночи дозвонился до Ермольевой и несколько часов подряд диктовал ей секретную информацию. К сожалению, дальнейшая судьба Воловича неизвестна.
Однако полезные материалы оказались в руках близких Захарова слишком поздно. 9 марта, спустя почти месяц после задержания, заключенный подписал показания, в которых сознавался в создании «контрреволюционной организации с целью убийства Вождя и Друга человечества И. В. Сталина».
По официальной версии, переданной близким, Алексей Александрович временно находился в психиатрической больнице при НКВД, а в 1940 году умер. По современным данным — он был расстрелян и похоронен в Коммунарке в 1938 году.
Первый муж ученой все еще был в заключении. Зинаида беспрестанно занималась поиском доказательств общественно полезной деятельности Зильбера. Каверин вспоминает в «Старшем брате» слова своей и Льва матери: «Опасайся Зины... Она готова бросить в горящую печь и тебя, и меня, и кого угодно для того, чтобы вытащить Леву».
В начале лета 1939 года Зильбер был освобожден и восстановлен во всех правах. Он поехал к Каверину, который на тот момент не знал о многочисленных травмах ученого, полученных в результате пыток. Зильбер при встрече попросил том энциклопедии на «И» — и остановился на статье «Инквизиция», видимо, сравнивая методы работы.
Вениамин Каверин
Уже спустя год Льва снова арестовали и обвинили по нескольким пунктам 58-й статьи. Среди них были и измена родине, и контрреволюционная агитация… Ученый так и не подписал ни одного пункта обвинения. Его не расстреляли, но отправили в лагерь на Печоре.
Ермольева работала над разделением холероподобных и холерных вибрионов, при этом изучая антимикробные вещества. В 30-х годах Зинаида Виссарионовна отмечала, что плесень действует подавляюще на рост количества бактерий. Она знала о препарате Флеминга, как и о том, что он не мог разработать устойчивое лекарство, и хотела опередить англичанина.
Ученая всерьез надеялась разработать такие нужные всему миру антибиотики, но оказалось, что коллеги внутри института считают работу над препаратом из плесени «бредом». Заниматься «антинаучными» изысканиями среди потенциальных доносчиков было, мягко сказать, небезопасно.
В 1939 году Ермольева получила звание профессора. В Иране и Афганистане началась эпидемия холеры, и ученую отправили проводить противоэпидемические меры в Среднюю Азию. Всех въезжающих в страну отправляли на карантин, а их вещи проходили тотальную дезинфекцию. Пограничников и население «поили» холерным бактериофагом.
В 1943 году возле Сталинграда на оккупированных немцами территориях также буйствовала холера. Ермольева, как опытный специалист, получила приказ провести противохолерную профилактику в Сталинграде. В случае если вспышку не удалось бы предотвратить, эпидемия распространилась бы по всей стране вместе с эшелонами и пароходами.
Тысячи людей нужно было «накачать» бактериофагом, которого к тому же не хватало. Производство организовали на месте, прямо в городе, находившемся под угрозой ежеминутной атаки. Каждый день холерный фаг принимали около пятидесяти тысяч человек. Задача предотвратить катастрофу была успешно выполнена.
Главное, за что помнят нашу героиню, — это пенициллин. Конечно, она его не открыла — это сделал Александр Флеминг достаточно давно, однако только в начале 1940-х его научились выделять и применять.
В 1942 году Ермольева получила первый пенициллин (крустозин). Нужную плесень искали везде — на продуктах, на стенах квартир и бомбоубежищ.
Препарат нужен был срочно.
Хотя благодаря стараниям Ермольевой холера в Среднюю Азию не прошла, раненые умирали от воспалений. Из-за острой нехватки препарата приходилось идти на муки выбора: какому из пациентов стоит дать крустозин, без которого он наверняка умрет.
Зинаида Виссарионовна добивалась, чтобы вместо закупки западного пенициллина было организовано промышленное производство отечественного препарата — тем более что переговоры с западными «партнерами» шли туго. Плесень стали культивировать в больших котлах. Наркомздрав дал Ермольевой минимальный из возможных срок выдачи готового и проверенного препарата — четыре месяца. Ошибиться было нельзя, второго шанса не дали бы, а от результата зависела и судьба Зильбера.
Испытания крустозина проводились одновременно в шести клиниках, и всегда мнение о нем врачей, от хирургов до дерматологов, было одинаково положительное. Производство антибиотика уже стало налаживаться на Украинском фронте, в Ташкенте, в Баку. Однако Комитет по Сталинским премиям все же отклонил работу Ермольевой на основании «недостаточного практического подтверждения». Кому-то явно не хотелось пускать препарат Ермольевой в производство.
Говард Флори
В это время, в 1944 году, в СССР приехал Говард Флори, который через год разделит Нобелевскую премию с Флемингом и Чейном. Наличие в СССР аналогичного пенициллину препарата, а также масштабы его производства показались иностранному гостю удивительными. Было решено устроить сравнительное испытание между ввезенным препаратом и советским. Комиссия признала, что при равной клинической эффективности дозы крустозина были ниже аналогичного английского препарата.
Что ж, успех был — можно было просить награду; Ермольева и Каверин добились разрешения повидаться со Львом Зильбером. Как? Заслуги ученой были уже очень велики, к тому же Вениамин Каверин был военкором «Известий».
Конечно, это была очень трогательная встреча. На ней, по воспоминаниям Каверина, Лев передал Зинаиде записку, крошечный сверток бумаги размером в половину папиросы. Уже дома они поняли, что перед ними — вирусная теория рака.
Ради испытаний препарата «боем» Ермольева поехала на фронт. Поездка стала для нее судьбоносной. Она вошла в состав бригады, которую по удачному стечению обстоятельств возглавлял главный хирург Красной Армии Николай Бурденко, чьей поддержкой она смогла заручиться. Крустозин же возвращал к жизни даже самых безнадежных пациентов.
Крустозин
По возвращении с фронта Ермольева организовала составление коллективного письма на имя Сталина. Оно было подписано многими академиками, учеными, писателями. Но на конверте Зинаида Виссарионовна написала только одно имя — Н. Бурденко.
Зильбер пишет в мемуарах о дальнейших событиях так: «27 марта привезли справку, из которой явствовало, что я освобожден решением Особого совещания. Все это наводило на мысль, что лично Сталин распорядился об этом. Много лет спустя я узнал, что это не так. Письмо вызвало переполох в руководящих кругах тогдашнего НКВД. Было неясно, как будет реагировать на него Сталин, узнав, что в тюрьме гноили создателя новой теории происхождения рака. Решили освободить, не передавая письма».
В марте 1944 года, накануне 50-летия Зильбера, его освободили из третьего заключения.
Спустя годы, в 1966 году, он закончил работу своей жизни — книгу «Вирусо-генетическая теория возникновения опухолей». Лев Александрович Зильбер отдал заключительные страницы своей помощнице и в тот же день умер от обширного инфаркта.
З. В. Ермольева
Зинаида Виссарионовна в 1947 году стала основательницей Всесоюзного научно-исследовательского института пенициллина. С 1956 Ермольева редактировала журнал «Антибиотики», основательницей которого была она же. До самого последнего своего дня — 2 декабря 1974 года — ученая работала в Центральном институте усовершенствования врачей.
Ермольева стала прототипом главных героинь романа В. Каверина «Открытая книга», пьесы А. Липовского «На пороге тайны». Ее образ появлялся также и в кино. Одна из улиц в родном городе ученой Фролово названа в ее честь.
В октябре 2022 года в Парке культуры и отдыха в Ростове-на-Дону рядом с Ростовским государственным медицинским университетом Зинаиде Виссарионовне Ермольевой был установлен памятник.
Автор: Елизавета Колединская
Подписывайтесь на InScience.News в социальных сетях: ВКонтакте, Telegram, Одноклассники.