Исследователь из Томского государственного университета изучил, каким был ректорский корпус десяти университетов Российской империи, и составил коллективный портрет этой ключевой фигуры для российского образования на рубеже XIX–XX веков. Исследование, поддержанное грантом РНФ, опубликовано в журнале «Диалог со временем». Мы поговорили с автором работы об этом необычном исследовании.
Предметом изучения в работе стал ректорский корпус десяти университетов Российской империи — Варшавского (ИВУ), Дерптского (Юрьевского) (ИД(Ю)У), Казанского (ИКУ), Московского (ИМУ), Николаевского в Саратове (ИНСУ), Новороссийского в Одессе (ИНУ), Санкт-Петербургского (ИСПбУ), Св. Владимира в Киеве (ИУСвВ), Томского (ИТУ), Харьковского (ИХУ) университетов. Как сообщает автор исследования, за пределы внимания был выведен Гельсингфорсский университет, который не был включен в общероссийскую систему высшей школы в силу довольно широкой автономии Великого княжества Финляндского, а также Пермское отделение Петроградского университета, поскольку в самостоятельное высшее учебное заведение оно превратилось только с 1 июля 1917 года.
Автор работы отмечает, что до сегодняшнего дня руководители университетов царского времени за редким исключением не попадали в фокус внимания и почти не становились предметом специальных просопрографических исследований.
«По собирательному коллективному портрету ректорского корпуса эпохи, по фигуре ректора, по изменениям его статуса и положения можно судить о трансформации университетской модели, о проблемах автономии, управления, особенностях отношений внутри академической корпорации etc», — пишет Михаил Грибовский, профессор Томского государственного университета, автор исследования.
Социальное происхождение
Анализ происхождения ректоров российских университетов конца XIX — начала XX веков показывает относительную пестроту вариантов сословной принадлежности семей, из которых они вышли, с преобладанием двух наиболее распространенных категорий — дворянства (43%) и духовенства (24%). С заметным отставанием следуют выходцы из объединенной категории, в которую включены военные и гражданские служащие («обер-офицерский сын», «штаб-офицерский сын», «сын вольного штурмана», «сын чиновника») — чуть больше 10%, из купечества — чуть меньше 10% и из мещан — 8%. Совсем малую часть составляют ректоры из потомственных почетных граждан, крестьян и иностранных подданных.
Образование и научная специальность
Автор пишет, что для характеристики ректорского корпуса значение имеет место получения руководителем университета высшего образования, то, являлся ли он «своим» или «чужим» возглавляемому им университету. Однако для отечественного образования разных эпох — и имперской, и советской, и современной — типична высокая степень «самоопыления», когда в вузе остаются работать, а впоследствии и возглавлять, его же выпускники. В конце XIX — начале XX веков соотношение ректоров, окончивших свой университет, и тех, кто получил образование в другом вузе, составляло 44% и 56% соответственно. С точки зрения научной специальности среди ректоров преобладали юристы и филологи, а к рубежу веков свои позиции укрепили медики. «Это во многом было обеспечено за счет новых университетов (ИТУ и ИНСУ), которые изначально были открыты в составе лишь медицинских факультетов, что объясняет преобладание докторов медицины среди их руководителей», — поясняет Грибовский.
Карьера
Если же говорить о карьерных траекториях ректоров, то оказалось, что более половины (53%) ректоров имели административный бэкграунд до вступления в должность и для подавляющего большинства ректорская карьера, продолжавшаяся в среднем чуть более пяти лет, стала вершиной, после которой следовало продолжение службы в том же университете, но уже на позиции профессора или декана, реже случался выход на пенсию (или даже смерть в должности ректора). Впрочем, время от времени ректор получал продолжение своей карьеры в Министерстве народного просвещения.
«Проведенное исследование позволило составить собирательный портрет ректора рубежа XIX–XX веков (это 50-летний мужчина, вышедший из дворянства или духовенства, доктор права, истории или медицины, получивший высшее образование и сделавший предшествующую карьеру в том университете, который возглавлял), установить, что ректорская позиция для большинства фигур оказывалась вершиной профессиональной карьеры, хотя не исключением были случаи продолжения чиновничьей карьеры, как правило, по линии Министерства народного просвещения. Важно отметить, что, с точки зрения позиционирования далеко не все ректоры эпохи видели себя “слепыми исполнителями” воли начальства, а скорее исповедовали тактику маневрирования между правительственными и корпоративными интересами. При этом ректор становился фигурой знаковой и даже политической, следствием чего являлось полное обновление ректорского корпуса в переломные моменты истории страны начала XX столетия — в ходе Первой русской революции, а затем в ходе революции 1917 года», — резюмирует Грибовский.
Нынешнее исследование — часть большого проекта «Разрывы и преемственность в истории российских университетов. XVIII–XXI века». Мы попросили Михаила Грибовского рассказать о нем поподробнее.
«За три сотни лет истории российский университет пережил массу волн трансформаций. При этом одни элементы университетской жизни оказывались носящими вневременной характер и сохраняли неизменность на протяжении веков, другие оставались в прошлом, третьи меняли форму, название или содержание.
Наш проект направлен на создание новаторской версии истории российских университетов середины XVIII — начала XXI века, рассматриваемой через призму концепта континуитета университетской истории, с фокусом на таких компонентах, как: эволюция университетской идеи, феномен университетской автономии, организация учебного процесса и научных исследований, реализация университетом “третьей роли”, проблема иерархий и неравенства, статус профессора, положение студента, а также университетские традиции, церемонии и ритуалы.
“Полем” для реализации научного проекта выступают университеты, возникшие в XVIII–XIX веках как императорские и сохранявшие важнейшее значение в системе высшей школы советского и постсоветского периодов. В современных границах России таких всего шесть: Московский, Санкт-Петербургский, Казанский, Томский, Саратовский и Пермский; помимо них в исследовательское поле включены еще шесть прежде императорских университетов — Харьковский, Новороссийский (Одесский), Св. Владимира (Киевский), Юрьевский (Тартуский), Виленский (Вильнюсский), Варшавский университеты, поскольку все они, за исключением последнего, имеют советский отрезок истории и соответствуют замыслу сравнительного исследования отечественного университета трех эпох», — комментирует руководитель проекта.
Проект «Разрывы и преемственность в истории российских университетов. XVIII–XXI века» включен в инициативу «Работа с опытом» Десятилетия науки и технологий.
Подписывайтесь на InScience.News в социальных сетях: ВКонтакте, Telegram, Одноклассники.
