– Во вторник Университет ИТМО вместе с MIT получил медаль ЮНЕСКО «За вклад в развитие нанонауки и нанотехнологий». Что же такого выдающегося сделал университет ИТМО в этой области?

– Мы работали в области нанотехнологий еще тогда, когда она громко не звучала. Дело в том, что мы всегда занимались фотоникой и работали как раз с наноразмерными структурами: взаимодействие фотона с материалами, создание новых материалов, метаматериалов, обладающих уникальными свойствами, которые не встречаются в природе. У нас фокусировка всегда была на том, что связано со светом: прохождение и обработка света, взаимодействие его с веществом. И созданная у нас группа мне кажется достаточно серьезной, сильной. У нее хорошая публикационная активность, они постоянно выступают на конференциях и проводят свои на базе нашего университета. Скорее всего, их деятельность и придала определенную известность нашему университету в этой области, и эксперты отметили нас.

– Вы сказали, что нанотехнологиями занимаетесь давно, еще с тех пор, когда про это направление в нашей стране не было широко известно. Если читать про университет, там будет написано, что и интернетом вы занялись одними из первых.

– Это правда. Был, кажется, 1991 год, и тогда компьютерные сети создавались на базе различных протоколов — X.25, X.75, X.400. Этими протоколами, про которые сейчас уже все забыли, компьютеры связывались в единую сеть. Одним из семейств протоколов были TCP/IP, которые как раз и назывались Интернет. В Интернете реализовывались, помимо электронной почты, сервисы, о которых сейчас никто из молодежи даже и не помнит: Archie, Gopher, Veronica и т.д. Мы проанализировали тогда эту ситуацию и сконцентрировались как раз на протоколах семейства TCP/IP. Потом, в 1992-1993 годах, сейчас уже точно не могу вспомнить, появилась World Wide Web, Всемирная паутина.

В нашем университете мы начали работу с того, что соединили разные машины с помощью протоколов семейства TCP/IP, и, после получения положительного результата, вышли с предложением в Министерство создать общероссийскую университетскую сеть, основанную на TCP/IP. Это было встречено несколько настороженно. Но в итоге нам дали «добро» на пилотный этап. При детальной проработке выяснилось, что в России отсутствует цифровая телекоммуникация — была только радиорелейная линия между Москвой и Санкт-Петербургом с низкой скоростью. В итоге мы договорились с Министерством обороны по поводу предоставления ресурса на спутнике и в 1994 году разработали и создали цифровую спутниковую сеть, состоящую из четырех станций, в университетах Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга и Новосибирска. Кроме того, мы договорились с нашими зарубежными коллегами по подключению к сети NORDUnet — это существующая до сих пор академическая сеть пяти северных стран. К тому времени уже была проложена цифровая линия до Хельсинки, что позволило соединить сеть российских университетов с международной сетью. Параллельно на базе Курчатовского института развивалась сеть «Релком». Наверное, основное, что удалось сделать, — во время построения этой сети мы подготовили достаточно много квалифицированных кадров, которые сыграли большую роль в распространении сети, построенной на семействе протоколов TCP/IP, в распространении интернета.

– Над чем таким, что пока широко не распространено, сейчас работают у вас в университете?

– Во-первых, сейчас мы фокусируемся на решении слабоформализованных задач в различных областях человеческой деятельности: в технике, искусстве, урбанистике, медицине и т.д. Эти задачи требуют компетентности в области больших данных (big data), искусственного интеллекта, конвергенции различных сфер науки и технологий.

Например, есть большие данные, связанные с обществом, с мобильностью наших граждан: как они перемещаются в городах или между городами, в транспорте или пешком, и так далее. Отсюда мы можем предсказать возможное распространение болезней, инфекций. Или движение денежных потоков, финансов. Суть таких моделей не описать существующую ситуацию, а разработать инструменты для поддержки принятия решений. Анализ и синтез больших данных приводит к необходимости работы с искусственным интеллектом, а это уже разработка программного обеспечения с самообучающимися алгоритмами и программами. Вы, наверное, знаете: когда машина самообучается, протестировать результаты выполнения программы крайне тяжело. Другим примером может служить быстроразвивающаяся область, связанная с интернетом вещей. Еще одна рыночная фокусировка наших исследований и разработок связана с урбанистикой.

Во-вторых, фотоника. По мнению экспертов, XX век был веком электроники и микроэлектроники, а XXI век станет веком фотоники. Известно, что человек получает 80% информации через зрение. Генерация света, его распространение и обработка — вот наше второе направление. В 90-х годах прошлого столетия мы переориентировали наши исследования с оптики на фотонику. Электрон все-таки заряженная частица, и упаковать ее тяжело, а фотон, во-первых, имеет самую большую скорость, во-вторых, он нейтральная частица и очень хорошо упаковывается, и наконец, каждый фотон может нести много информации, потому что обладает спектром. Поэтому и возрос объем информации, который можно передать на фотоне или на квантах света — это уже то, что называется квантовыми технологиями. В 2014 году мы создали первую квантовую сеть в России, соединив два корпуса нашего университета, а в этом году мы вместе с нашими партнерами и коллегами сделали уже многоточечную сеть в Казани. Переход к квантовым технологиям — это, прежде всего, безопасная передача информации. Шифрование здесь происходит не на математическом, а на физическом квантовом уровне, на фотоне. Отсюда тоже совершенно понятно, что сочетание фотоники и разработки программного обеспечения — это наш конек. С учетом нашего уникального научно-образовательного профиля, я думаю, мы можем выйти в лидеры на мировом уровне.

Наше третье направление связано с биоинженерией, с биотехнологиями. Во многом то, чем мы занимаемся в области фотоники, разработки программного обеспечения, перекликается с биотехнологиями. Это моделирование лекарств, продуктов питания, расшифровка генома и т.д. В связи с этим возникают вопросы конвергенции наук: химии, биологии, Computer Science, биоинженерии, и это то направление, которое у нас сейчас очень бурно развивается. Я думаю, что мы года через три станем одной из самых известных в мире школ, которая будет связана с химико-биологическим направлением, с биоинженерией.

Почему мы позиционируем себя как неклассический университет? Под этим подразумевается очень простая расшифровка: мы не готовим людей, как говорят, «под рынок», мы не готовим под нынешний спрос «рыночных» специалистов, мы готовим тех людей, которые будут востребованы к 2023-2030 годам. Поэтому у нас есть Центр форсайта, который рассматривает не только основные тренды, но и так называемые «дикие дорожные карты», которые иногда называются «разрушающие инновации».

– Сейчас я начну задавать некорректные вопросы про деньги. Правильно ли я понимаю, что на методиках, разработанных в университете, вам получается зарабатывать?

– Конечно.

– А какую долю своего бюджета вы сами зарабатываете?

– У нас бюджет открытый, правда, 2016 год еще не закончился, и я могу назвать цифры только по прошлому году. Общий бюджет университета у нас 5,5 миллиардов рублей. Госзадание — это 1 млрд 400 млн рублей. За каждого студента мы получаем соответствующую сумму по формуле от государства. Остальное зарабатываем сами.

– А куда входит программа «5-100» Минобрнауки?

– Мы получили в прошлом году по этой программе 900 млн. Это входит в 5,5 млрд, но не входит в госзадание. И задача наша очень простая: когда программа «5-100» закончится, эти средства мы должны заместить к 2020 году, эффективно коммерциализируя нашу деятельность.

– Новый министр говорила, что стоит еще посмотреть, насколько все в Программе прозрачно и эффективно, какой вклад она несет для развития российского образования.

– Любая программа развития с течением времени требует корректировок после прохождения определенных этапов. Первый этап пройден. Теперь необходимо проанализировать реально достигнутые цели и полученные результаты, оценив плюсы и минусы. Так, например, в этом году четыре университета, трое из которых участвуют в проекте «5-100», вошли в Топ-100 предметных рейтингов по версии журнала Times. По моему мнению, программа «5-100» уже сейчас много дала российской высшей школе, а не только участникам программы, которые уже способны конкурировать с ведущими научно-образовательными центрами мира. И остановить этот процесс развития уже невозможно. Тем более что рейтинги ежегодно охватывают результаты развития вузов за предыдущий пятилетний период. Исходя из того, что уже в 2016 году российские вузы, участники проекта «5-100», показали планируемые показатели, совершенно очевидно, что к 2020 году не менее пяти университетов войдут в сотню лучших вузов мира по наиболее авторитетным предметным рейтингам.