Зачем наблюдать за солнечным затмением с воздушного шара, почему в полет не пустили Василия Перова и в чем польза даже неудачного запуска, рассказывает рубрика «История науки».

Дмитрий Менделеев, известный как великий химик, который создал периодическую таблицу элементов и открыл периодический закон, на самом деле был куда более универсальным ученым и, если судить по его научным публикациям, посвятил химии только около 17% своих работ. В частности, он был большим апологетом воздухоплавания, считая, что полеты в небо могут многое прояснить в вопросах метеорологии, а наблюдения за солнечной короной во время затмения светила может дать ключ к пониманию вопросов, связанных с происхождением миров. Особенно его привлекала появившаяся в то время идея о происхождении тел из космической пыли, а также участие в этом процессе солнечной короны.

Поднявшись выше облаков, считал Менделеев, можно было бы без помех наблюдать за короной Солнца в то время, когда его заслоняет собой Луна, то есть во время солнечного затмения. Незадолго до своего полета он разработал проект воздушного шара, который позже был сооружен по его чертежам и благополучно прошел летные испытания.

Поэтому неудивительно, что Российское техническое общество, изготовив воздушный шар объемом в 700 м³ под названием «Русский», обратилось именно к Дмитрию Ивановичу с предложением наблюдать с этого шара полное солнечное затмение, которое должно было состояться 7 августа (то есть 19-го августа по новому стилю) 1887 года. По предложению Менделеева шар этот наполнили не светильным газом, а водородом, что позволяло подняться на большую высоту. Наблюдать затмение должны были в подмосковном Клину.

Накануне в гости к Менделееву приехал его друг художник Василий Перов. Узнав о предполагаемом полете, он стал умолять нашего героя взять его с собой, чтобы сделать высотные зарисовки. Но в день солнечного затмения погода подобным полетам не способствовала, накануне прошел сильный дождь, шар намок и не смог поднять не только «лишнего» пассажира, но даже и двух человек, то есть Менделеева и пилота-аэронавта Александра Кованько.

Однако Менделеев был полон решимости подниматься в воздух даже в одиночестве, и по его настоянию Кованько покинул корзину, предварительно прочитав ученому целую лекцию об управлении шаром. Лекцию взволнованный Менделеев практически не слышал – его и привлекала и, по собственному признанию, невероятно пугала перспектива подниматься в небо в полном одиночестве и при полном отсутствии какого-либо опыта в воздухоплавании. Как показало дальнейшее, страхи его были небезосновательны и полет в непогоду оказался очень мало похож на подъем в грузовом лифте, так что полет этот вполне можно считать настоящим подвигом.

«Кругом аэростата была масса народу; послышались дружные крики, — вспоминал он впоследствии. — Из них лишь один, признаюсь, мне памятен. Кто-то кричал "Bis!", и я подумал: хорошо бы, в самом деле, повторить и повторять это торжество науки, хорошо потому, что есть масса чрезвычайно интересных задач, которые можно разрешить только при поднятии на аэростатах. Теперь же, здесь в Клину, это торжество науки должно было совершиться перед этой толпой. В моем лице она чтит науку. Теперь надо действовать и теперь мне следует помнить, что во мне случайно пред этой толпой и пред множеством тех лиц, которым известно о предполагающемся поднятии, соединились те или другие ожидания большего или меньшего успеха наблюдений.

...Немалую роль в моём решении играло... то соображение, что о нас, профессорах и вообще ученых, обыкновенно думают повсюду, что мы говорим, советуем, но практическим делом владеть не умеем, что и нам, как щедринским генералам, всегда нужен мужик, для того чтобы делать дело, а иначе у нас все из рук валится. Мне хотелось демонстрировать, что это мнение, быть может справедливое в каких-то других отношениях, несправедливо в отношении к естествоиспытателям, которые всю жизнь проводят в лаборатории, на экскурсиях и вообще в исследованиях природы. Мы непременно должны уметь владеть практикой, и мне казалось, что это полезно демонстрировать так, чтобы всем стала когда-нибудь известна правда вместо предрассудка. Здесь же для этого представлялся отличный случай».

Шар стал подниматься и только тут Менделеев окончательно понял, в какое рискованное предприятие он ввязался. Ветер крутил корзину, мотал ее из стороны в сторону, с управлением получалось плохо, Менделеев в отчаянии стал включать и переключать клапаны, но убедившись в бессмысленности своих попыток, пустил свой шар по воле ветра. Пережив массу неприятных минут, Менделеев поднялся выше облаков и застал солнце в тот момент, когда Луна его уже полностью закрывала.

«Кругом солнца я увидел светлый ореол или светлое кольцо чистого серебристого цвета, — писал он впоследствии об увиденном. — Ни красноватого, ни фиолетового, ни желтого оттенка я не видел в «короне». Она вся была цвета одного и того же, но напряженность, интенсивность и яркость света уменьшалась от черного круга луны. Сила света была примерно как от Луны». Невооруженным глазом Менделеев сумел рассмотреть несколько «протуберанций», выступавших за края черного диска.

На высоте в 3,8 километра облачность полностью не исчезла, и весь процесс затмения Менделееву увидеть не удалось – в самый важный момент солнце скрылось за облаком. Тьма, точней, сумерки, сопровождавшие затмение, рассеялась, пора было спускаться.

Из его записной книжки: «Пахнет газом. Сверху облака. Ясно кругом. Облако скрыло солнце. Уже три версты. Подожду самоопускания». С «самоопусканием» тоже возникли проблемы – ученому, с немалым риском для жизни, пришлось устранять неисправность главного клапана, с чем он превосходно справился.

Опускаясь, шар проделал путь в сто километров, Менделеев очутился в месте, которого не узнавал. Спустя три часа шар успешно приземлился между Калязином и Переславлем-Залесским, близ деревни Спас-Угол.

Ученый оценил свой полет так: «Если бы мой полет из Клина, ничего не прибавивший в отношении к знанию "короны", послужил бы к возбуждению интереса метеорологических наблюдений с аэростатов внутри России, если бы он, кроме того, увеличил общую уверенность в том, что летать на аэростатах можно с удобством даже новичку, тогда бы я не напрасно летал по воздуху 7 августа 1887 года».