27 марта прошла четвертая конференция научных работников РАН. На собрании обсуждали и вещное, и вечное. Среди текущих забот — изменения госзаданий, оценка эффективности институтов, законопроект о статусе РАН и новый закон о науке. Среди вечных — бюрократия и нехватка денег на фундаментальную науку.

Накануне конференции организаторы разослали проект резолюции, в котором требовали ограничить сферу деятельности ФАНО управлением хозяйственными делами институтов РАН и решением вопросов, связанных с собственностью РАН. Также они требовали изменить структуру бюджетных расходов на науку, выделив определенный процент на фундаментальные исследования отдельной строкой, признать необоснованными все попытки нормирования труда ученых и вовсе их прекратить, пересмотреть региональные различия в установлении заработной платы ученых.

«Где-то почти пять лет тому назад на Академию наук упал метеорит. В результате Академия развалилась на две части», — начал ведущий конференции, академик Сергей Стишов. «Институты на днях получили распоряжения о корректировке планов и, соответственно, увеличении количества статей. Я плохо понимаю, как это можно сделать… Я удивляюсь: а что, руководители ФАНО не понимают, что этого сделать нельзя? Или они, наоборот, понимают и с упоением наблюдают, как наша жизнь становится невыносимой?» — обращался Стишов к собравшимся и к заместителю руководителя ФАНО Алексею Медведеву.

«Работая в несвободной стране, Советском Союзе, я чувствовал себя более свободным, чем сейчас, находясь в тисках перманентной отчетности. Мы попали в какой-то кафкианский мир, когда все находятся под следствием и с ужасом ожидают его высшей фазы», — посетовал Стишов.

Глава Академии наук Александр Сергеев согласился почти со всеми требованиями научной общественности, кроме одного. Сергееву не понравился «конфронтационный дух» конференции. Он попросил собравшихся не конфликтовать с ФАНО и рассказал им о том, о чем говорит на всех своих встречах и заседаниях, о Владимире Путине. О том, как на их первой встрече президент дал добро на корректировку наболевшего 253-го федерального закона. О том, как Путину важна Академия наук, как Путин хочет, чтобы она был центром науки в стране. Как важно общаться с Путиным и властью. Как важен консенсус. Как он, Сергеев, ходит в администрацию президента с предложениями Академии. И как администрация президента консультируется с Академией. «Забавно, мне звонили из администрации президента и сказали: "Александр Михайлович, вы же знаете, такая беда у нас имеет место, скажите, пожалуйста, задача чисто такая научная. Вообще Академия наук что-нибудь может сказать? Помогите, пожалуйста"», — рассказал Сергеев о недавнем случае. Он касался инцидента на мусорном полигоне «Ядрово» под Волоколамском, когда в результате выброса газа отравились несколько десятков детей.

«Послать туда всех академиков, пусть раскапывают», — Стишов знал, как решить вопрос.

Иногда можно услышать вопрос: а что такое РАН? Причем не только от обывателей, но и от самих ученых. Есть академические институты, есть Академия и есть ФАНО. «Классовые» противоречия ученых и чиновников ясны, однако какова же роль и позиция РАН, а точнее, президиума и отделений по отношению к ученым, сами ученые не всегда понимают. Сергеев рассказал им про Путина, статус Академии и закон о науке. «Президиум, конечно, живет своей жизнью, о своем все», — прокомментировал кто-то в зале.

Новое руководство Академии наук много говорило о том, что ФАНО и РАН должны работать вместе, найти консенсус. Для обычных научных сотрудников, регулярно готовящих отчеты и бумаги для Агентства, этот консенсус не находится, поэтому на конференции развернулось традиционное противостояние русского ученого с русским чиновником. Зал взорвался на выступлении заместителя руководителя ФАНО Алексея Медведева.

Медведев начал свой доклад с мониторинга упоминаний в СМИ. В 2013 году наиболее упоминаемым словом в средствах массовой информации была «реформа», а в 2017-м уже «исследования». И это, по его мнению, хорошо.

«Конечно, накал того осуждения, того метеорита, о котором Сергей Михайлович Стишов сказал, что тот ворвался в 13-м году в академическое сообщество, безусловно его градус существенно понизился. Мы, безусловно, выстроили, как бы это ни было сложно, конструктивное взаимодействие между Агентством и институтами, Агентством и Академией наук. И для этого есть огромное количество положительных примеров, которые вы не будете отрицать», — говорил Медведев. «Какие, например?» — раздался вялый женский голос. Медведев не услышал, он спешил и волновался. И просил ученых не обвинять во всем ФАНО, рассказывал, что Агентство действует по поручениям правительства и президента. «Вы должны услышать позицию Федерального агентства. … Сергей Михайлович привел пример из Кафки — "Процесс", а я из "Замка" приведу. Мы для вас трактирщики. А Минфин — это Замок, потому что вы туда не попадаете. Это то, что транслировано оттуда, это язык, на котором разговаривают с нами. Мы не обоснуем 26 миллиардов дополнительных ассигнований, если не приведем эту логику. Ситуация несколько сложнее», — оправдывался Медведев.

После выступления на чиновника посыпались вопросы. «Как нам работать, если вы не даете работать?» Медведев попробовал отшутиться: «Наверное, это риторический вопрос». Зал волновался. «Любые реформы должны иметь какой-то смысл. Если весь смысл ФАНО видит в том, чтобы снизить возраст директоров, вы поставили как первую задачу, и, соответственно, реорганизовать и ликвидировать научные учреждения, то в чем смысл ваших реформ?» — спросила одна из участниц, ее поддержали аплодисментами. «Такой цели не стояло… Я мог бы сказать, что, безусловно, цели всегда стояли повысить эффективность», — начал Медведев, но ему не давали договорить. «Что такое эффективность?», «Уйдите, не позорьтесь», — кричали ученые.

За Медведева вступился бывший кандидат в президенты РАН, академик Роберт Нигматулин: «Я заметил в нашем народе такое стремление — "бей слабого"». «Кто тут слабый?!» — загудел зал. Но Нигматулин мыслил глобально. «Возрастные и все столбовые пункты реформы были установлены законом, который подписал президент страны. И все действия основные управляющие, сейчас вот эта логика пропорционального финансирования за статьи, это устанавливает правительство. Давайте все-таки смотреть глубже. Что мы уперлись в это ФАНО, которое является инструментом деятельности президента и правительства?» — кричал Нигматулин. Всю конференцию он был активен, брал микрофон, комментировал и вел себя так, словно это он президент РАН, а не молчавший и что-то записывавший Сергеев.

«Он, в частности, говорил: надо усиливать приток молодежи и прочее. Возьмите Троицк. Институты совершенно в вымирающем состоянии, в городе нет ни одной гостиницы, ни одного общежития, плохонького хоть, для молодых людей, для аспирантов. Вот конкретика в чем состоит, а не в тех красивых программах и всяких слайдах, которые показывал Медведев», — продолжали критиковать чиновника из ФАНО. И если бы ведущий собрание Сергей Стишов не начал громко звонить в колокольчик, весь день был бы потрачен на осуждение ФАНО и Медведева.

Медведева попробовал защитить и Сергеев. «Все требования, которые диктуются сверху, ФАНО изменить не может. Оно также не может идти наверх и говорить, что эти требования, извините, неадекватны. Поймите, пожалуйста. ФАНО этого сделать не может. Это может сделать Российская академия наук. Я хожу к президенту, к премьеру, к вице-премьеру», — говорил Сергеев. Но в зале не понимали, почему кто-то может, а кто-то — нет и почему ничего не происходит.

Противоречие между руководством РАН и учеными проявилось и в другом. В качестве одной из мер, которые могут исправить ситуацию в российской науке, в резолюции конференции упоминается возвращение институтов «в оперативное управление РАН (включая финансовое, юридическое и научное руководство)». Здесь видна несогласованность желаний верхушки Академии и рядовых сотрудников. На прошлой неделе глава РАН Александр Сергеев на заседании комитета по образованию и науке Госдумы заявил, что Академия не претендует на институты. На музеи и дома ученых — да, потому что иначе РАН негде заниматься просветительской деятельностью. А вот на институты — нет. Отказ от академических институтов, пусть и не явно артикулированный, некоторые ученые восприняли как предательство.

После первой части конференции Медведев и Сергеев уехали, и в зале стало почти дружно. Представители профсоюза РАН рассказали о том, что фундаментальная наука финансируется плохо. Но больше всех из выступавших выделялся ректор Сколтеха Александр Кулешов. Он рассказал о том, что недавно был в Арабских Эмиратах, в которых появилось министерство искусственного интеллекта. Его приоритетом станут космос и искусственный интеллект. И руководство страны заинтересовано в том, чтобы эти направления продвигать.

Кулешов попытался донести до собравшихся, что ученые должны объяснить политикам и чиновникам, что они нужны стране и почему. «Мы ни разу не сделали настоящих усилий для того, чтобы объяснить тем людям, которые в реальности принимают решения, что мы нужны, что без нас эта страна умрет», — в свете трагедии, произошедшей в Кемерово, слова Кулешова о том, что люди должны доказывать власти необходимость своего существования, звучали особенно грустно.

«Я в течение 15 лет был директором в системе Академии наук… Прекрасно понимаю, как живет Академия наук, как жили мы. И прекрасно понимаю, что сейчас происходит в Сколково… Действительно, деньги — это огромный рычаг. Без него ничего сделать нельзя. Это абсолютная правда, как этот тришкин кафтан ни пытайся зашить, ничего не получится без денег», — говорил Кулешов. Он не стал рассказывать, хорошо ли быть ректором Сколтеха, но наставлял собравшихся: «Чтобы эти деньги получить, нужна демонстрация того, что наука хоть чего-то стоит, что она для чего-то нужна».

О власти говорили много. Академик Виктор Полтерович рассказывал, что власть хочет поставить «научное сообщество под контроль, потому что научное сообщество является источником оппозиции, оппозиционных движений». Казалось, что ученые разделяют мнение представителей академических институтов, которым удалось выступить, что они единодушны в своем отношении к ФАНО. Непонятным осталось лишь то, какую же позицию или сторону все-таки займет сама Академия.