Язык существует, пока в мире есть его носители. Поэтому редкие языки, например языки малочисленных народов, часто оказываются под угрозой исчезновения. Вопросам развития русского языка, сохранения языков разных народов и различным аспектам языкознания был посвящен XV Всемирный конгресс Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы. В крупном мероприятии, проведенном МАПРЯЛ и СПбГУ при поддержке Министерства просвещения РФ и Фонда «Русский мир», приняли участие свыше 500 ученых из 63 стран мира. О языках, на которых говорят малочисленные народы и представители диаспоральных групп, проживающие на территории Северного Причерноморья, и о том, какую роль играют лингвисты в сохранении таких языков, рассказал доцент кафедры общего языкознания имени Л. А. Вербицкой СПбГУ Александр Новик.
— Вы занимаетесь языками народов Крыма и Северного Приазовья. Расскажите, почему вы выбрали именно их?
— Исторически на кафедре общего языкознания Санкт-Петербургского государственного университета преподавали самые разные языки, и студентам здесь читаются курсы в том числе по языкам малочисленных народов и диалектам диаспоральных групп. С 1957 года на кафедре существует отделение албанского языка и литературы, и в свое время я закончил это отделение. После окончания я стал преподавать, поступив одновременно в аспирантуру Музея антропологии и этнографии Российской академии наук. По долгу службы я стал заниматься не только албанским языком, но и языками народов, которые жили на территории бывшей Российской империи и Советского Союза. Дело в том, что в Северное Причерноморье неоднократно происходили переселения колонистов с Балкан. В XVIII веке, еще до присоединения Крыма в состав Российской империи, было переселение православного населения с Балканского полуострова и островов Средиземноморья. Это были греки и албанцы, которые участвовали в войнах Российской империи с Турцией. Их привлекали на царскую службу, потому что они хорошо знали тактику воинов Османской армии и местность. После подписания между воюющими странами Кючук-Кайнарджийского мирного договора (в 1774 году) царское правительство в знак благодарности балканцам — грекам и албанцам, участвовавшим в войнах, предоставило денежные субсидии, на которые они купили земли вдоль Азовского моря, то есть на берегу Таганрогского залива. Таким образом на этих территориях возникли села Епирское, Химара, Маргаритово и другие. Сейчас Маргаритово административно относится к Азовскому району Ростовской области, и там до сих пор живут потомки этих переселенцев, но они уже не говорят ни по-албански, ни по-гречески. Современное население помнит, что когда-то их предки пришли с Балканского полуострова и островов Средиземноморья, и, хотя с течением времени жители утратили греческий и албанский языки, балканская идентичность и самосознание у части из них сохраняется до сих пор.
Следующий этап переселения относится к началу XIX столетия, когда царское правительство пригласило колонистов с Балканского полуострова заселить территории, отвоеванные Россией у Османской империи, в частности Северное Причерноморье. В результате сюда переселились тысячи людей, среди которых были болгары, гагаузы и албанцы. Первое такое село со смешанным населением возникло в 1811 году в Буджаке и называлось Каракурт. Оно находится в современном Болградском районе Одесской области. Сейчас там можно найти болгарское, албанское, гагаузское население и представителей десятка других народов и этнических групп. Интересно, что и болгарский язык, и албанский, и гагаузский там сохраняются. Даже можно встретить молодых матерей, которые разговаривают с младенцами по-албански, по-болгарски или по-гагаузски. Спустя полвека — в 1856 году — Российская империя проиграла Крымскую войну. И, согласно Парижскому мирному договору, она была вынуждена вернуть часть земельных приобретений, а именно территорию в междуречье Прута и Днестра. То есть эти земли снова отошли Молдавскому княжеству (находившемуся в зависимости от Османской империи). Поэтому население этих территорий, в том числе жители села Каракурт, перебрались в другие районы Российской империи — на земли современной Запорожской области. Там они основали еще три села, в которых до сих пор звучит албанская речь. Я неоднократно ездил туда для исследований, и материалы, собранные в экспедициях СПбГУ, я включил в те курсы, которые преподают сейчас в Санкт-Петербургском университете.
Кроме того, мои интересы охватывают и греческую этнологию, и греческий язык. Дело в том, что недалеко от Донецка существует около 30 сел с греческим населением. Греков сюда также привлекало царское правительство еще до присоединения Крыма в конце XVIII столетия. Крым тогда был преимущественно крымско-татарским и управлялся местными ханами, которые находились в вассальной зависимости от Стамбула. Переселение греков на территории Российской империи было выгодно по двум причинам: во-первых, государство получало в подданство православных греков-колонистов, которые осваивали новые присоединенные земли, во-вторых, это ослабляло экономику Крымского ханства, потому что его покидало трудоспособное население, платившее подати. В свое время я ездил с коллегами и студентами университета и в эти поселения. В Северном Причерноморье, в Запорожской и Донецкой областях есть также и болгарские, и гагаузские села (наравне с русскими и украинскими), это очень интересный полиэтничный регион. Изучать его исключительно увлекательно. Наши экспедиции стали не только основой для написания дипломных и курсовых работ у обучающихся СПбГУ, но и подарили нам целый ряд молодых исследователей, которые очень увлеклись темой языков и культуры народов Причерноморья и стали высокопрофессиональными специалистами.
— А на территории Крыма греческих поселений не осталось?
— Остались, но дело в том, что, как я уже сказал, многие греки еще до присоединения Крыма к Российской империи ушли заселять новые территории Российской империи, но, естественно, часть греческого населения в Крыму сохранилась. Греческое население долгое время было довольно активным, но проводимая в советское время, особенно после Великой Отечественной войны, политика, включая депортации и переселение народов, негативно отразилась на этой этнической группе. В то время многие греки предпочитали скрывать свою этническую идентичность. Но сейчас есть села, например Орлиное, где часть населения идентифицирует себя как греков.
— Сохраняют ли они язык?
— С языком у них, скажу откровенно, хуже, чем с самосознанием. Понятие «греческое население Крыма» подразумевает очень сложное по составу население, потому что группы греков явно оставались там еще со времен античности, а позже на полуострове появлялись и другие греческие переселенцы. И все они адаптировались к местной жизни, изменялись со временем их языки и культурные преференции. Под Севастополем есть село Гончарное (ранее Арнаутка), в котором исторически жили греки, и сейчас местное население помнит об этом. Свое название село получило именно потому, что греки занимались гончарным делом.
— Расскажите о том, как происходит сбор полевого материала и как работают лингвисты и этнологи Санкт-Петербургского университета в экспедициях.
— Существует множество разных методик. Безусловно, в первую очередь нужно определить цели и задачи исследования, хотя они часто претерпевают какие-то видоизменения уже в ходе полевой работы. Лингвисты пользуются анкетами для сбора материала, к примеру для фиксации определенной диалектной лексики по различным тематическим блокам. Если вы заинтересованы в сборе самого простого базового языкового материала, то стоит подготовить, допустим, анкету с названиями «папа», «мама» и подобными простыми словами. Если вы хотите серьезно изучить термины родства, то необходимо иметь подготовленную качественную анкету по этой теме. Если вы собираете этнологический материал, нужно также основательно подготовиться к этому. Надо четко понимать, что если вы едете в поселение и попадаете на свадьбу, то будет совершенно неуместно собирать материал, например, про похоронную обрядность. Для меня лично было очень интересно собирать материал о мифологических представлениях и традиционных верованиях албанского населения Приазовья. Это одна из тем, на которые с человеком можно говорить только тогда, когда вы уже достигли определенного уровня доверия. Также мне нравится тема свадебной обрядности.
— Когда вы едете в экспедицию, вы должны максимально близко интегрироваться в жизнь местного населения?
— Безусловно. Были экспедиции, когда мы вообще жили в домах наших информантов. Иногда нам выделяют отдельный дом, и мы просто ходим в гости к местным жителям и собираем материал.
— Можете ли вы оценить, уменьшается ли количество носителей редких языков со временем?
— Что касается наблюдений в том регионе, который изучаю я, то людям старшего возраста в албаноязычных селах Приазовья и Буджака для коммуникации вполне хватает албанского языка, и чаще всего пожилые люди говорят именно на нем. Часть лексики, конечно же, будет русской. Например, о космосе они не смогут поговорить на албанском языке, но в целом знание албанского языка покрывает все потребности в коммуникации. Более молодое поколение, те, кому 40-50 лет, может прекрасно понимать албанский язык, но уже может не говорить на нем. А молодежь часто и не говорит, и не понимает албанский язык. Но в действительности от села к селу фиксируется разница. Например, если говорить об албанском языке, то в селе Каракурт албанский звучит чаще, чем в Георгиевке или Девнинском. В Каракурте можно услышать, как молодые матери говорят со своими детьми только на албанском. Возможно, здесь просто больше, чем в других местах, сконцентрировано албанского населения, или, может, там люди испытывают большую ответственность, как они говорят сами, за свой язык. Более того, есть примеры процессов ревитализации, когда местное население пытается сохранить или возродить свой язык и старается говорить на нем в различных ситуациях.
— Что может подтолкнуть население, небольшие группы людей, к сохранению своего языка и передаче его своим детям?
— Вероятно, интерес к собственным корням. Причем это не какая-то исключительная особенность малочисленных народов или диаспоральных групп, проживающих на территории России. Такой интерес есть во всем мире, во многих других странах.
— Могут ли в этом плане лингвисты помочь сохранить или даже возродить утраченные языки?
— Безусловно. Такое возрождение наблюдается в некоторых албаноязычных и болгароязычных селах Запорожской и Одесской областей. Наши ежегодные экспедиции со студентами были, наверное, самым большим стимулом для возрождения языка, и нам сами люди говорили, что, когда мы к ним приезжаем, они чаще начинают между собой говорить по-албански или по-болгарски и вспоминать те слова, которые уже давно не использовали. То есть наши экспедиции — это один из важнейших стимулов сохранять язык и пытаться его возродить, если он забывается или уже утрачен.
— Это очень здорово. А что в первую очередь привлекает студентов в изучении языков малочисленных народов? Как раз экспедиции и возможность пообщаться с местным населением?
— Есть разные типы студентов: есть те, которые любят полевые исследования, а есть те, которые, наоборот, не любят. Их весьма условно можно назвать «кабинетными учеными». Конечно, диалектологи, этнографы, антропологи и лингвисты должны быть «полевиками».
— Как много студентов приходит заниматься языками малочисленных народов?
— Все зависит от группы и курса. В одних все хотят поехать в экспедицию и принимать участие в исследованиях. В других — далеко не все. Экспедиция — это очень важная часть студенческой жизни, которая часто определенным образом меняет судьбу обучающихся. И у большинства из них есть и желание поехать, и понимание того, что если есть такая возможность, то нужно ею обязательно пользоваться.
Подписывайтесь на InScience.News в социальных сетях: ВКонтакте, Telegram, Одноклассники.
