Сэр Джеффри Уилкинсон

Родился: 14 июля 1921 года, Спрингсайд, Йоркшир, Великобритания.

Умер: 26 сентября 1996 года, Лондон, Великобритания.

Будущий «один из самых влиятельных химиков поствоенной эры» родился в провинции. Сейчас от деревни Спрингсайд в Йоркшире мало что осталось. Его отец, Гарри, был, говоря современным языком, дизайнером интерьеров, а мать, Рут, на которой он женился за год до рождения первенца Джеффри, была потомственной ткачихой: Кроутеры на протяжении нескольких поколений были ткачами при местных мельницах.

Когда Джеффри исполнилось пять, семья переехала в соседний город, Тодморден, который и поныне насчитывает чуть более 15 тысяч человек.

Там Уилкинсон окончил среднюю школу и заинтересовался физикой. Несмотря на то что школа Тодмордена была очень небольшой, двух нобелевских лауреатов она выпустила. Уилкинсон не стал первым: в 1951 году еще один выпускник школы, сэр Джон Кокрофт, сотрудник Резерфорда, получил Нобелевскую премию по физике.

Многие из учеников школы готовились к поступлению в Кембридж, но Уилкинсон добился исключительных успехов и был зачислен на королевскую стипендию в Имперский колледж науки и техники Лондонского университета, потому что вступительные стипендии там распределялись раньше, чем в других университетах. Он был удостоен Королевской стипендии и, после двухдневного практического экзамена по аналитической химии в Лондоне, поступил в колледж в 1939 году.

А сразу по окончании колледжа он попал в англо-канадско-американскую программу по атомной энергии и пять лет проработал в Чок-Ривер — канадской ядерной лаборатории. И потом пять лет в Беркли, у еще одного нобелевского лауреата, Гленна Сиборга.

И только в 1951 году Уилкинсон вернулся к тому, чем ему давно (насколько это может быть давно для тридцатилетнего молодого человека) хотелось заняться — металлоорганическими комплексами. Тем более что к тому времени перед химиками стояла загадка ферроцена. Это вещество, в состав которого явно входили остатки циклопентадиена и атом (или атомы) железа, синтезировали начиная с 1940-х годов разные химики, но никто никак не мог понять ни структуру этого соединения, ни причины его стабильности.

Уилкинсон, перейдя в Гарвардский университет, начал сотрудничать с величайшим химиком-органиком, «дьяволом синтеза», Робертом Бернсом Вудвордом. В 1952 году знаменитая статья Уилкинсона, Вудворда и двух других коллег отправилась в Journal of the American Chemical Society.

В этой статье химики, учитывая то, что ферроцен вступает в реакции так, как ароматические соединения, предложили вариант строения молекулы ферроцена, удивительного соединения углеводородов с железом, структуру которого долго никто не мог понять. Согласно работе Вудворда — Уилкинсона, ферроцен представляет собой своеобразный «бутерброд» из двух пятичленных углеводородных ароматических колец (подобных бензолу, но отрицательно заряженных) и иона железа посередине, а химическая связь между кольцами и железом осуществляется не с отдельными атомами углерода, а сразу со всеми кольцами с использованием «групповых» электронов.

Ответственным автором статьи стал Вудворд. История сохранила ответ рецензента на присланный текст, из чего следует удивительная новизна структуры ферроцена, не укладывающаяся в головы даже выдающихся химиков. Маршалл Гейтс был настолько скептически настроен к результатам химиков, что 28 марта 1952 года написал Вудворду письмо, в котором сообщал: «Мы отправили ваше сообщение в печать. Но я не могу отделаться от ощущения, что вы снова были под гашишем». Особенно прекрасно в этом сообщении «снова»!

Интересно, что в том же 1952 году еще две группы химиков правильно расшифровали структуру ферроцена: мюнхенская группа Эрнста Фишера, который не только предложил правильную структуру, но и пошел дальше, синтезировав другие «-цены» — кобальтоцен, никелоцен, — а также пенсильванская группа Филиппа Эйланда и Рэя Пепински, установившая структуры методом рентгеноструктурного исследования и позже — ядерного магнитного резонанса.

Двадцатью годами позже, когда стало ясно, что так была открыта совершенно новая химия и эта химия «сэндвичевых» комплексов имеет огромнейшее значение, двум ученым — Уилкинсону и Фишеру — дали Нобелевскую премию. За то, что не только расшифровали структуру, но и пошли дальше, включившись в изучение и развитие новой «золотой жилы». Говорят, Вудворд все-таки направил в Нобелевский комитет письмо с кратким содержанием: «А мне???» Но к тому времени он уже получил свою Нобелевскую премию с формулировкой «потому что Вудворд круче всех», и давать ему вторую премию за меньшее было не комильфо.

Ну а Уилкинсон к тому времени сумел еще раз обессмертить свое имя в истории химии. В 1966 году он с коллегами синтезировал металл-родиевый катализатор гидрирования, RhCl(PPh₃)₃, который получил имя «катализатор Уилкинсона» и активно используется до сих пор.

Выступление Уилкинсона на Нобелевском банкете настолько хорошо характеризует нашего героя, что стоит, пожалуй, в финале нашего рассказа об этом неординарном человеке привести его почти целиком:

«Существует старая английская традиция — опытные ораторы всегда начинают с того, что говорят: “Я не привык к публичным выступлениям”. В моем случае это действительно так, и, когда мне была оказана честь ответить от имени моих коллег — Нобелевских лауреатов и я изо всех сил пытался найти подходящие фразы, я припомнил, что мое положение, хотя и не очень сильно, походит на положение древнего китайского философа Лао Вэ Чана.

Как вы помните, в молодости, работая под дикими фиговыми деревьями Фу Чонга, он открыл секрет превращения неблагородных металлов в золото. С возрастающим знанием химического искусства Древнего Китая он смог превратить все во все остальное и в конечном счете, на вершине своей карьеры, превратить все в ничто. В конце концов, созерцая устрашающий размах своих достижений, он потерял дар речи. Однако мы знаем из достоверных источников, что всякий раз, когда он открывал рот, начинался самый великолепный фейерверк и все заливалось вечным розовым сиянием.

Теперь, друзья, когда я работал под эвкалиптами Калифорнии, я тоже сделал немного золота, но, к сожалению, мы получали золото только из платины, и я смог сделать много, поскольку это золото стоило 100 миллионов долларов за грамм.

Позже я превратил многие вещи во многие другие, но высшее всегда ускользало от меня. Однако мои ученики довольно часто превращали все в ничто, оставляя только кучи старого хлама. Наконец, 23 октября, размышляя о том, что творилось здесь, в Стокгольме, я тоже лишился дара речи. К сожалению, это оказалось лишь временным явлением, так что я совершенно не в состоянии обеспечить вас великолепным фейерверком, которого столь заслуживает это счастливое событие».