О Российской академии наук, интеллектуальной красоте молекулярных машин и том, почему не стоит давить на ученых, занимающихся фундаментальной наукой, в интервью Indicator.Ru рассказал лауреат Нобелевской премии по химии 2016 года Жан-Пьер Соваж

— Профессор Соваж, что вы делали, когда узнали, что вам присудили Нобелевскую премию? И ожидали ли вы, что станете лауреатом? Например, лауреат нынешнего года по физике Дункан Халдейн спал и удивился, но не очень.

— Я был в своем офисе в университете, кажется, проверял почту или писал отчет, уже не помню. Когда зазвонил телефон, это был глава Нобелевского комитета по химии, я был в шоке. Я вообще не ожидал. В течение последних десяти лет друзья говорили мне, что я должен быть в списке номинантов, что пришла моя очередь. Но я не верил, что фундаментальное исследование получит премию.

— Какое послание Нобелевского комитета может стоять за решением отметить именно фундаментальное исследование?

— Я воспринимаю это как поддержку фундаментальной науки. Поскольку она лежит в основе всего. Технологии — производная фундаментальной науки. Думаю, именно это Нобелевский комитет и хотел сказать.

— Сегодня достаточно просто спутать премию по химии с премией по физиологии и медицине. Вы рады, что защитили «классическую химию»?

— Я бы не сказал, что это работы по классической химии, как раз наоборот, они в какой-то мере достаточно революционные. Нам удалось контролировать движение молекул и запускать его. Еще 20 лет назад об этом даже и не думали. Особенность темы, за которую в этом году присудили премию, состоит в том, что она находится в самом центре, в самом сердце химической науки. Нобелевский комитет часто отбирает темы связанные со смежными областями: например, химия и медицина, химия и спектроскопия, химия и физика. А в этот раз это химия и химия.

— Что для вас важнее — практическое применение ваших синтезов или их красота?

— Красота, интеллектуальная красота, конечно, важна. Бывает красота форм, например, в скульптуре или архитектуре. Это один вид красоты. Но я думаю, то, что мы можем делать с молекулами — плоды наших проектов, дискуссий, рефлексии, тоже красиво.

— Какую структуру вы мечтаете синтезировать?

— Речь скорее не о структуре, а о функции. Функции могут быть красивыми, как у Бена Феринги (Бернард Феринга, один из Нобелевских лауреатов по химии 2016 года, — прим. Indicator.Ru). Молекулы нельзя назвать красивыми, они выглядят обычно. Но что могло бы стать необычайно красивым с интеллектуальной точки зрения, так это создать молекулу, которая будет вести себя как роторный двигатель. Это красиво как с точки зрения интеллекта, так и с точки зрения функции.

— Ваши работы в области молекулярных машин называют пионерскими. Как они могут применяться на практике, например в медицине?

— Это очень сложный вопрос. На мой взгляд, мы уделяем слишком много внимания практическому применению, слишком давим на ученых, особенно на тех, кто занимается фундаментальной наукой. Конечно, есть потенциальное применение. Например, работы Фрейзера Стоддарта в перспективе очень важны для молекулярных вычислений, создания запоминающих устройств на молекулярном уровне. Но лично я не думаю, что достаточно компетентен, для того чтобы придумывать или искать возможные сферы применения, которые появятся через пять или десять лет.

— Есть ли среди ваших коллег, занимающихся молекулярными машинами, специалисты из России?

— У меня очень хорошие контакты с учеными из Москвы. Кстати, я был избран иностранным членом Российской академии наук несколько недель назад. Очень этому рад, так как у меня есть друзья в Москве. Но я не могу назвать каких-либо российских ученых, которые занимались бы молекулярными машинами.