— Дмитрий, чем занимается ваш стартап, и как появилась его идея?

— Проект Plastilin — это сервис для направленной и ускоренной селекции растений. Идея основать его появилась, когда я уже достаточно долго проработал в области агротехнологий, чтобы заметить боли и потребности рынка в сложных технологических сервисах. Например, в расшифровке генома растений и в его интерпретации для селекционных компаний. Это потребность не только российского рынка. Во многих странах нужен такой сервис — который на основе данных о геноме прогнозирует наиболее быстрый путь к получению растений с нужными свойствами. Сейчас мы сосредоточились на подобных решениях для ускорения селекции конкретных растений: кукурузы, сои, пшеницы, а в перспективе подсолнечника и томатов.

— Выглядит как чрезвычайно наукоемкий проект. Кто в вашей команде?

— Биоинформатики, которые работают над расшифровкой генома, и специалисты по молекулярной биологии, чья задача — ускорить сам процесс получения растения с необходимым генотипом.

— Расскажите подробнее о задачах, которые вы можете решить. С какими именно проблемами сталкиваются селекционные компании, почему им нужны ваши услуги?

— В России есть несколько агротехнологических компаний, которые ведут свою селекцию, то есть выращивают семена, которые затем растениеводческие компании России и других стран покупают для возделывания. И все они по разным причинам имеют в своем арсенале не очень современные методы работы с растениями, подходы к селекции из 1970-х и 1990-х годов. Они нуждаются в том, чтобы внедрить у себя современные методы молекулярной биологии, анализа данных, биоинформатику, но это сложная задача. До сих пор у этих компаний цикл создания одного растения с нужными свойствами занимает пять-шесть лет минимум. В зависимости от вида растения он может длиться и до 12 лет. А самое главное — есть вероятность, что в этом долгом процессе не получится перенести нужный признак или наряду с полезными признаками у растения закрепятся вредные. Например, растение может быть высокопродуктивным, устойчивым к стрессам, таким как засуха, но не иметь признаков, связанных с защитой от вредителей.

— И что можете предложить вы?

— Мы смотрим на проблему комплексно. На первом шаге работы мы анализируем семенной материал компании, далее можем выяснить, что в нем есть хорошего и плохого по приоритетным для заказчиков свойствам. На основе этой работы мы можем выдать рекомендации о схеме скрещивания, чтобы по полезным признакам произошло совпадение, передача материала. В нашей совместной работе с компанией возможен второй шаг — когда мы говорим, с какими растениями готовы достичь определенных показателей по необходимым признакам за минимальное время. Дальше с помощью in vitro культур мы работаем над улучшением конкретного растения, чтобы в итоге передать его компании уже с необходимым генотипом и, как следствие, свойствами.

— За счет каких именно методов вы готовы улучшать растения быстрее, чем с этим справились бы сами агротехнологические компании?

— Это выращивание и масштабирование культур конкретного растения в in vitro культуре. Мы сразу таким образом размножаем растения и ищем конкретные замены в ДНК, которые соответствуют нужному фенотипу. Нашли — дальше размножаем это растение. И дальше, шаг за шагом отбирая среди множества растений, находим нужное сочетание признаков. Получается такая селекция в пробирках.

— Как эти методы селекции развиваются в мире?

— Крупнейшие мировые компании очень активно развивают направленную селекцию и преуспели в ней. На рынке семеноводства существуют четыре большие компании, и внутри каждой есть подразделение, похожее на наш проект. Но все остальные участники рынка при этом остаются без специалистов с нужными компетенциями.

— Такие компании развивают и направленную селекцию, и методы генной инженерии. Что успешнее — ГМО или «селекция в пробирке»?

— Долгое время некоторые компании именно за счет создания трансгенных растений получали максимальные показатели по урожайности из возможных на территориях США, африканских стран, Мексики, где их использование разрешено. Но у ГМО есть несколько сложностей. Первая — с передачей признака. Создание трансгенного растения требует достаточно много времени, и по итогу есть большая вероятность, что конкретный признак может «потеряться» из-за сложности внутриклеточных процессов. Такое иногда происходит, и это большие потери. И вторая сложность — регуляция, испытания на биобезопасность конкретного продукта и непосредственно самого растения для окружающих. На это тоже уходит около пяти лет, и в итоге получаются достаточно длинные циклы с некоторой гипотетической возможностью быть лидером на рынке. В целом, конечно, я думаю, что история с ГМО очень хороша и для развития научных методов, и чтобы дать потребителям растения с нужными свойствами. Нет ни одного доказательства, что генная инженерия в любом варианте — переносим мы какой-то ген из другого растения, из животного или бактерии, просто увеличиваем количество какого-то полезного собственного гена растения — плохо сказалась на здоровье человека или окружающей среде.

— Какие актуальные задачи стоят сейчас перед вами?

— Мы заканчиваем формировать техническое задание по проекту с одной агротехнологической компанией, думаю, в начале следующего года мы сможем рассказать, с какой именно. Направление работы — соя и пшеница. Параллельно мы ведем переговоры с еще несколькими агротехнологическими компаниями по запуску пилотных проектов и формируем контакты с несколькими странами СНГ. Кроме того, пытаемся наладить общение с рядом агрохолдингов в Таиланде.

Следующие культуры — кукуруза и томаты, мы планируем перейти к ним немного позже. С кукурузой сложность заключается в том, что разные агротехнологические компании хотят разных свойств, большинство таких фенотипов — полигенные, то есть кодируются не одним геном, а несколькими. Мы отрабатываем методику, чтобы уже с большей уверенностью работать с этой культурой. С томатами у нас есть гипотеза, как сделать новый сорт томатов черри с очень высоким содержанием витаминов. И конечно же, их вкусовые качества тоже будут отличаться в лучшую сторону от тех, которые есть в продаже сейчас.

— А насколько активен рынок семеноводства в России? Востребованы ли сорта, которые сейчас производят селекционные компании?

— Это зависит в первую очередь от культуры, но суммарно доля российских компаний на отечественном рынке не очень большая. Причина в том, что по востребованным качествам и параметрам российские семена сильно проигрывают. Это как раз показывает, что в ведущие зарубежные компании методы направленной селекции были интегрированы раньше и уже дают результат. Конечно, производители не раскрывают, как долго они работали над конкретной линией или сортом. Но я думаю, что отчасти за счет быстрого отбора они могут давать рынку востребованные растения.

— Но шансы у российских компаний есть? Если производить семена с интересными признаками, их будут покупать?

— Да, причем не надо ограничиваться российским рынком: есть возможность выходить на другие рынки и пытаться играть там. Особенно это касается рынков с жесткой регуляцией либо тех, где у нас есть партнерские взаимоотношения со странами.

— Как вы видите развитие проекта Plastilin? Вы хотели бы быть компанией, которая будет производить сорта по заказам других, или, может быть, войти в состав какой-то крупной агротехнологической компании, стать ее подразделением?

— Достаточно сложный вопрос. Сейчас мы уверены, что войти в другую компанию для нас почти невозможно. Нам гораздо интереснее работать со всеми. Плюс мы планируем работать не только на российском рынке. Так что, отвечая коротко, — нет, мы не планируем продаваться, будем развиваться в выбранном направлении.